Карагач. Запах цветущего кедра - страница 21
Едва этот волосатый гуру открыл рот, как первое впечатление лишь усилилось: голос был тихий, но сильный, густой и какой-то обволакивающий. И дикция при этом блестящая, простые слова получались емкими, проникновенными и никакого, даже малейшего акцента, приобретаемого русскими от жизни в иноязычной среде – типичный говор урожденного москвича. Манера говорить заставляла вслушиваться, но Вячеслав сразу понял, о чем речь, хотя лектор начал с некой середины, с полуслова: автор «Света любви» проповедовал вегетарианство, точнее, исследовал причины отказа от мясной пищи и рыбы.
– Я спросил пророчицу. – вещал он проникновенно, на зависть отсутствующей артистке Неволиной. – Почему следует полностью исключить мясо и рыбу, если человек на заре своего становления их употреблял, причем, в больших количествах? А в иных племенах, особенно северных, охотничьих, это было основной пищей? И не под воздействием ли животного белка мозг человека сгустился, образовались клетки памяти? Кора головного мозга, пресловутые извилины, сознание и осознание себя, как человека разумного?… И как всегда получил ответ, требующий неспешного и долгого осмысления. «Ты прав, – сказала она. – Животный белок ускорил образование коры головного мозга, обеспечил стремительное развитие памяти. Образовалась суша разума, как бы из морской пучины, из хаоса, поднялись каменные горы. На первый взгляд, земля, но не плодоносная, и надобно еще много миллионов лет, чтобы скалы разрушились в песок, на котором еще через миллионы лет образуется почва. Человек обрел память и аналитическое мышление, он стал умным, но продолжая поедать себе подобных, не обрел разума. Ум и умение, это бесплодный песок. Он содержит много полезного, например, всевозможные минералы, в том числе и золото, но не может стать пищей, чтоб питать хотя бы траву. Так и сознание человека умного напоминает песчанную пустыню и не способно к божественному творению. И заботит его лишь питание собственной плоти, а отсюда страсть к удовольствиям. Путь от ума к разуму лежит через отказ от кровавой жертвы».
Ничего подобного в книге не было!
Зал слушал его, замерев, однако не забывали тянуть к подиуму диктофоны, кто-то снимал со вспышкой, кто-то по-студенчески торопливо конспектировал в тетрадки. Болезненная, безгрудая тетка в позе лотоса внимала и записывала информацию выставленными ладонями и так подалась вперед, что чудом не падала на сидящих женщин – будто в трансе находилась. Горчичная девушка слушала с закрытыми глазами и улыбалась, сильно откинув голову назад. Только архангелы-мужчины сидели в молчаливом напряжении, не заботясь о записи и не выдавая чувств: должно быть, в клубе так полагалось себя вести сильному полу. И еще две гламурных кумушки, явно состоятельные домохозяйки, шушукались, и довольно громко, поэтому дама, сидящая позади них, так же громко сделала им замечание. Тут произошло невероятное: шептальщицы умолкли, но вдохновленный лектор, оказывается, слышал все и полностью контролировал зал, не смотря на свой отстраненный вид. Наперекор всем правилам он сделал выволочку не кумушкам, а даме!
– Предупреждаю, сестра. – вплел он выговор в повествование. – Прерывать беседу двух тоскующих сердец равно прерыванию беременности. В обоих случаях погибает жизнь – нерожденный младенец или не сказанное слово. Тишина потворствует покою души, но умение молчать, а самое главное, потребность в молчании приобретается не сразу, и не вдруг, но путем долгим и осознанным. Молчание – удел мужчин, пусть женщины говорят, если чувствуют радость в общении, каковым бы оно ни было. И не зависимо, где, как и при каких обстоятельствах. Берегите не свои чувства, а позывы души своих сестер. Я здесь с вами, чтобы всякий, вошедший сюда, ощутил полное раскрепощение, освободился от стереотипов мышления и поведения.