Карманный ад - страница 2

– Странный он все-таки. – Капитан проводил гостя взглядом.

– Ты его пациентов не видел, – ответил Витя. – К слову, сегодня и Милан обещал зайти, он как раз на митинге будет.

– Главное, чтобы он с Сироткиным не столкнулся, а то палубу от крови ни один юнга не отмоет. – Денис поднял чашку и чокнулся с товарищем.

Милан Биккок нехотя перевернулся на застиранной простыне, вытканной из веревок австралийских песков и листьев марокканских пальм. Солнечный блик, усевшийся на раму зеркала, игриво подмигнул хозяину квартиры. Милан поднял тапок и метнул в зайчика, блик уклонился от снаряда и опрометью бросился в окно. Мужчина поморщился и укрылся подушкой.

– Милан, ты будешь кофе? – в комнату вошла девушка в сорочке и сигаретой в зубах.

– Доброе утро. Нет, кофе не буду, стакан сока налей. И да, на будущее: здесь курят только на кухне.

Девушка повела плечом, но сигарету потушила, едва не расплескав кофе на дубовый паркет, которым Милан дорожил больше, чем костюмами в шкафу или арсеналом элитного алкоголя в баре.

Он потянулся и понял, что чувствует себя полностью разбитым. После секса такое с ним приключалось редко, а через эту комнату прошел не один десяток девушек. Были блондинки и брюнетки, худые и в теле, были азиатки и мулатки, шведки, немки, испанки, еврейки… Каждый новый половой партнер оставлял свой след на теле человека (так уж повелось в этой вселенной): у девушек – буквы, написанные прозрачными водянистыми чернилами: они темнели, если парень и девушка спали регулярно, и впечатывались шрамами, если речь шла о сотнях соитий. У парней оставались зарубки на члене. На фаллосе Милана не было живого места, и он гордился этим, вгоняя в краску девственниц и девушек, только-только познавших прелесть секса. Но ни с одной из знакомых Биккок больше месяца не встречался, будто боялся примерить на себя ярмо отношений.

– Завтрак на столе, поднимайся. Девушка засеменила на кухню.

– Дайте воздуха, дышать нечем. – Милан надел футболку и подошел к турнику, повешенному на косяк дверного проема. Будучи школяром, он с трудом подтягивался десяток раз, но желания быть в центре внимания и завоевывать женщин порой становятся главными катализаторами развития. Милан прервался на третьем десятке, спрыгнул с металлической рамы и перевел дыхание:

– Ладно тебе, не будем ссориться.

Девушка стояла у стола и листала блокнот. Милан обнял ее за талию и прижал к себе, приподняв ночнушку.

– Не хочу. – Девушка резко повернулась и опустила сорочку.

– Хозяйка барыня. – Милан натянул исподнее и уселся на стул. «А чего я, собственно, переживаю? Она мне даже не невеста». – Ваша карета на парковке, увидимся на балу.

Лена (именно так звали утреннюю гостью) уже приготовилась к подобному повороту событий. Нельзя сказать, что она удивилась: сценарий повторялся из раза в раз, как пятичасовое чаепитие у Безумного Шляпника, и Биккок ни разу не отступил от канонов.

Она часто задавала себе вопрос, почему снова и снова оказывается в этой холостяцкой квартире с хозяином-циником, но, к сожалению, всякий раз находила ответ: если с глазу на глаз он был законченным эгоистом, то на публике преображался. Его шарму и чувству юмора трудно было противостоять. Лена даже поймала себя на мысли, что Милан живет в своем вымышленном киномире, где квартира – это гримерка, а улицы, офис, бары – съемочная площадка. Биккок научился играть под софитами условностей и юпитерами стереотипов. Мышеловку общественного мнения он приладил так, что случайные зрители, массовка и партнеры по сцене становились его жертвами. На этот раз в капкан попала Лена, и эта мука продолжалась уже три недели.