Сергей Васильевич занялся тем, что и так делал всю жизнь: поставил руки над клавиатурой и стал перебирать пальцами.
Этажи окутало удивительными переливами рояля. Звуки закручивались вихрями, ударялись о стены и рассыпались нежной симфонией, едва не заставив меня забыть о том, что здесь творится.
– Валик! – обратился я к голему в мыслях. – Мы тут, вообще-то, ради вас корячимся. Помогите, что ли.
– Я не при делах, – тут же отмахнулся человечек. – Если вас повяжут полицаи ВОЧ, то мы резко прикинемся жертвами в чужих руках.
– Понятно, – сказал я и мысленно выругался. – То есть, тебя не смущает перспектива снова стать глиной, из которой будут лепить послушных обалдуев? Революция захлебнётся, и всё.
Несколько секунд молчания, во время которых я услышал, как скрипят мысли голема, и наконец он выдал:
– Да уж, Славочка. Дело говоришь. Не ожидал от тебя, не ожидал.
– Если ты настроен только язвить, я с тобой не разговариваю.
Похоже, Маша тоже общалась со своим глиняным паразитом, но их беседа проходила куда более эмоционально. Девушка покраснела из-за внутреннего диалога на повышенных тонах, в котором часть проклятий была адресована мне. Я это понял по недвусмысленным взглядам, которые она периодически на меня бросала.
– Ну ладно тебе, – вдруг пошёл на примирение Валик. – Хочешь, я заберу контроль над твоим телом и покажу им своё кунг-фу?
Я не успел согласиться, потому что открылась входная дверь. Из проёма повеяло холодным московским ветром. До зимы ещё было далеко, но ночная температура всё равно оставляла желать лучшего.
Грациозными шагами в холл вошла ещё одна статуя. Даже не обладая особой эрудицией, я понял, что перед нами может быть только сама…
– Разрешите представиться, Елена Фабиановна.
Голос Гнесиной лился песней, идеально гармонируя с аккомпанементом, который играл Рахманинов.
– Что же вы так поздно меня призвали? – строго спросила Елена Фабиановна. – Отпустите их. Живо!
Мягкие переливы рояля заглохли. Себастьяныч перестал дирижировать, и я наконец смог отойти от края лестницы. Охранник нехотя отпустил Машу.
– Мы просто телали сфою работу, – начал оправдываться Бах. – Разфе нам не приказали тут фсё охранять?
– Мы же говорили вчера об этом, – звонко шлёпнула себя по лбу Гнесина. – Я же провела инструктаж.
– А я говорил, Ваня! – подал голос Рахманинов. – Куда вы полезли, коллега?
– Как вы мне надоели, – протянула Елена Фабиановна. – Кыш!
Не отрываясь от перепалки, Гнесина затеяла небольшую уборку. Лёгким взмахом руки она заставила осколки взлететь с пола, приказав им срастись. Битое стекло немедленно вернулось в окна, будто ничего и не было.
Удостоверившись, что разрушений не осталось, Елена Фабиановна приказала нерадивым коллегам:
– Прочь отсюда.
Чопорно фыркнув, Бах взял под ручку Сергея Васильевича, и оба засеменили вниз по лестнице. Охранник снова оказался в единственном числе и уныло поплёлся к своему рабочему месту.
– Вы сюда зачем пожаловали? – строго спросила Гнесина, сделав несколько шагов в нашу сторону. – Чего застыли как надгробья? Говорите, как есть. Я и так всё знаю.
– Какой нам смысл отвечать, если вы уже в курсе? – поинтересовалась Маша.
Мне понравилось её мимолётное “нам”, но я не стал ничего комментировать.
– Умничаешь? – усмехнулась Елена Фабиановна, резко подлетев к девушке на расстояние вытянутой руки.
Но Маша не испугалась. То ли храбрая, то ли не чувствует угрозы от памятника. Наверное, решила для себя, что это всего лишь кусок бронзы, пусть и болтливый.
