– Надень на своего сына, Тома. Это оберег для твоего малыша.
Тома взяла талисман и протянула руку, чтобы взять руку Томаса в свою. Но рука хватала лишь пустое пространство.
– Томас! – крикнула она и оглянулась, вокруг шумело и веселилось карнавальное море, но Томаса рядом не было.
– Томас… – снова закричала Тома и хотела поглядеть на старуху, но той уже и след простыл.
– Томас… – опять кричала Тома, вглядываясь в толпу и выискивая остроконечную шляпу маленького звездочета.
– Чака! – что есть силы крикнула Тома, но ее крик растворился среди звуков оркестра…
Тома разжала ладонь, в ней лежал шнурок с маленьким узелком на конце. Она развязала узел, оттуда что-то выпало и покатилось. Тома наклонилась и подняла с мостовой крупную коралловую бусину…
А карнавальная ночь продолжалась, люди слишком соскучились по празднику.
Томаса искали несколько дней по всей округе силами полиции и местных жителей. Развешанные по всем селениям объявления о розыске не принесли результатов ни через месяц, ни через год… Никто из жителей не встречал на своем пути маленького мальчика в остроконечной шляпе звездочета и с говорящей птицей в руках.
Тома продолжала искать своего сына, отгоняя от себя мысль, которая, словно ржавчина, просачивалась внутрь и покрывала рваными пятнами ее надежду на встречу с Томасом.
Чтобы хоть как-то уйти от тоски, она закрывалась в маленькой мансардной комнатке и под покровом ночи шила платье. Однажды посетившая ее мысль о том, что при встрече с Томасом она должна быть в новом платье, согревала и давала силы жить. Слезы, скатываясь по щекам в свете мерцающих свечей, превращались в коралловые бусы, которые она собирала полные ладони. Этими бусинами Тома вышивала подол платья. Узор сам ложился сюжетом, она отдалась на волю творчества и ровными стежками пришивала бусинку за бусинкой, сплетая их в замысловатые картины.
Когда Тома выплакала почти все слезы, готовая вышивка украшала собой широкий подол платья. Кто-то невидимый, но постоянно присутствующий, тот, кто водил ее рукой, сотворил на платье чудесные сюжетные картины. Вышивка, перекатываясь по шуршащей тафте, то изображала узкие улочки Венеции, то вдруг являлась горными вершинами, заросшими густым лесом.
А может быть, именно там нужно искать Томаса?
От этой горячей догадки Томины слезы высохли окончательно, и она поднялась – решительная, готовая тут же ехать, идти, бежать, лететь – туда, где ее сын.
Тома надела платье – то, словно живое, обняло ее фигуру – и вышла из дома. Она доберется до ближайшей станции и там сядет на поезд до Венеции – так думала Тома, не осознавая, как далеко от Долины до той самой станции.
Ее воображение уже рисовало картинку, как она сойдет с поезда и сразу же – на перроне – увидит знакомую белокурую макушку. Она окликнет маленькую фигурку, и та обернется к ней ее маленьким сыном.
А потом они вместе отправятся гулять по мостам и улочкам тонущего города, прокатятся по большому каналу. Тома будет в новом платье, и Томас увидит, что его мама самая лучшая и красивая на всем белом свете, и никогда уже не покинет ее.
Городок в Долине готовился выйти из-под покрова ночи и встретить новый день. Жители досматривали последние сны, иные уже, потягиваясь, сидели в своих постелях, готовые к подъему. Кое-где хозяйки – ранние пташки топили печи, ставили на огонь кофейники и, ворчливо воркуя, тормошили мужей и детей:
