– Как?
– Человек.
– Хомо, так сказать, и его Сапиенс вместе взятые, – поддержал Сирано.
А Владимир спросил:
– Почему вы всегда ко мне подсаживаетесь, а я нет.
– Это было всего один раз.
– Тем не менее, поэтому. Поэтому сделаем так: я выйду, а вы возьмите гитару, играйте, пойте, я скоро приду, и спрошу:
– Можно и мне?
– Так-то бы да, но, во-первых, я не умею играть, а вторых ко мне должна подойти леди.
– Вы уверены?
– В чем и в чем?
– В первом и во втором, ибо как говорил Александр Галич:
– Внутри праздничного события находится, как минимум драма. И рассказал, стоя у стола, хотя собрался уходить про официанточку Эммочку, которую выгнали с работы в этом вагоне-ресторане за то, что придумала возможность подработки, которой другие не могли предложить.
– А именно?
– Все носили водку и коньяк для дальней поездки в вагоне-ресторане из Одессы в Москау, а она нашла еще один способ.
– Какой?
– Самый древний, подрабатывать проституцией, давать, так сказать, понемногу не только своим, но гостям вагона-ресторана. И…
– Они на общем собрании буфетчицы, толстого лоснящегося повара и горбатой Лизки решили:
– Надо делить и ее личный калым от Этого Дела на всех.
– Она против, ибо платят немного, а у нее муж-инвалид дома ждет – не дождется ее с чем-нибудь хорошим, а не только обычной водной.
– А тут: делиться – не запылиться.
Но вот в этот день они решили-постановили:
– Независимо от ее желания должна подчиниться коллектиффу, и.
– И решили продать ее Галичу, – ибо так мы будем делать теперь всегда. – Вроде бы:
– А в чем дело? Если деваться некуда – согласись!
– Возникает закономерный вопрос: почему не получился хеппи-энд?
– Не могу придумать ничего хорошего, – сказал я. – Может быть, шестикрылый серафим ей явился и сказал:
– Брось их, дома тебя уже ждет сюрприз: инвалид, с которым ты более-менее радовалась жизни, наконец умер, и ты свободна:
– Иди уборщицей в универсам.
– И постепенно повысят до продавщицы свежими овощами. Нет, я думаю, было не так.
– А как?
– Перестали уважать. Она для них всё, а они вместо того, чтобы спокойно делить все по-честному, стали называть ее проституткой, зачем? Вот об этом и рассказ, о непонятном, что на ровном месте, даже в простом вагоне-ресторане и то:
– Черти водятся.
– А, как говорится, здесь, – ИВА обвел лапой пространство из натурального почти дерева и китайского – как везде – шелка, украшенного натуральными цветами из родины тюльпанов – Голландии, потому что до Востока отсюда далеко. А самолетами лучше не летать. Но, с другой стороны:
– И плавать не лучше.
– Я однажды отдыхал в Ялте, так там чуть ли не в день приезда пароход напополам разломился – потонули все, никого не спасли. Дальше не легче, ради одной леди, похожей на Касабланку в старости, оплатил весь стол заодно, как оказалось, с ее любовником, я думал на неделю или даже на две, а оказалось:
– Он завтра улетает, – и мало того, чтобы пришлось трахать ее подругу, которая всю ночь – а это часом 5—7 – кричала-спрашивала:
– Зачем ты это делаешь?!
Сам не знаю, но ответить так ничего ей и не смог. Но это бы еще ладно, но в авиакассе увидел нечаянно того облома, которых за мой счет не отдал мне Кассандру – правда не ту, не из Голливуда, а больше похожую на Евдокию, сестру королевы.
– Так чего же ты? – спросил Володя, – остался бы.
– Не выбрасывать же билет?
– Можно было сдать.
– Не догадался. Но главное, я так не могу, чтобы сразу двоих, ибо эти ялтинские леди жили в одной и той же хибаре на горе, только двери имели разные в свои комнаты. С той вчера, с этой сегодня – это для меня все равно, что сразу вместе, ибо:
