– Отрывать плиты пола, – как это делал Граф дэ Монте Кристо.
И очень удивилась, когда:
– Подземный ход нашелся. – Она туда, а навстречу идут. Кто? Неужели с Альфы Центавра? Долетели, значит, все-таки. Молодцы.
– Но почему через зад? – спросила она первого встречного. И ясно:
– Пришли воровать брауншвейгскую.
– Сама ты воровать брауншвейгскую, – ответил первый встречный, а по голосу она узнала:
– Кот Штрассе.
Она подумала:
– Хотелось бы возвышенных стихов, а тут опять коммерческая проза. – Но проза была обратная:
– Они шли не за колбасой, а наоборот, несли ее в холодильник.
– И знаете почему? – спросила одна леди с шахтерским фонарем во лбу.
– Мы купили права на этот кабак, – ответила вторая сопровождающая Штрассе дама, больше похожая на мальчишку.
– Чем докажете?
– Вот этим и докажем, – и она показала на мешок колбасы, который даже она тащила с придыханием.
– Тот же самый винегрет! – удивилась Тетя, – брауншвейгская-я.
– Мы несем ее, чтобы пополнить неприкосновенный запас, – сказала вторая дама – а это была Редисон Славянская.
– Ничего не чувствую, – сказала Тетя.
– Но вы и не Борхес, которому привезли тридцать новых томов Брокгауза и Эфрона, и он понял:
– В этом есть что-то новенькое, – хотя и не понять точно, что, ибо…
– Да, да, я знаю, – сказала Тетя, – он уже был, как Гомер, видел только то, что невооруженными глазами увидеть нельзя.
– Вот так и этот тоннель, – сказал Кот, – могут увидеть только посвященный в это дело люди.
– Я посвященная? Но я не знаю, в какое именно дело я уже влезла, не подозревая о его опасности.
– Вы правы, мэм, опасность есть, ибо эта колбаса, которую мы прем – и хорошо, что вы вышли к нам навстречу, как к поезду, вкусно пахнущему колбасой московской, или белыми-белыми груздями из мерных корзин простых лудэй:
– Не является достаточно сертифицированной, – сказала Редисон Славянская.
Все ждали реакции Тети на недостаточно санкционированные даже самим Ми Склифосовским и тоже сами Аном Молчановским, который пропал так и неизвестно куда, и так, значит, далеко, что искать? Бессмысленно, ибо никто не знает место и время существования города под названием:
– Пойди туда – не знаю куда.
Но она согласилась, ибо понимала:
– Другого шанса точно не будет, а также потому, что от нее потребовали, даже:
– Вежливо попросили выполнить только одно ненавязчивое условие:
– Сказать да, когда потребуется сказать это:
– Да, да, я согласна.
– Скажу, даже если буду против, – выплюнула она, не подумав, что не горят не только целые романы, но иногда – по крайней мере – отдельные фразы записываются вашим Медиумом, как:
– Часть генетического кода, – отказаться уже не удастся.
Как от предложения, которое вас очень-очень радует.
Но она не думала, что это будет так скоро.
Они вернулись в зал, накрытый, как невеста, для предстоящего контакта с неизвестностью, намечающейся на сегодня свадьбы. И как говорится:
– И в мыслях не было, чтобы сорвалось. – Ибо.
Ибо это было простое утро в еще не отрывшемся ресторане. Парок над утюгом, парок над кофеваркой в баре, парок из чашек, в которое он, оно, она:
– Уже попали, – имеется в виду только что смолотые кофейные зерна.
Появился метр.
– Никого не пускать раньше времени, – сказал он. – И да:
– Заказы только лично через Мотю.
– Что вы сказали? – спросила только что появившаяся, как майская роза Мотя, вся в розовом и голубом, как будто это она сегодня женится. Как говорится:
