«Иногда лучше ненужный ребенок, чем такая любовь. Поверь, воробушек».
— Разрешение, Аня, — Лазарев вновь спокоен. — Мне нужна возможность забирать Кирилла из садика.
— Нет.
— Почему?
«Тебя и так слишком много в нашей жизни!» — ору про себя, а вслух отвечаю: — Ты неблагонадежен, Лазарев. Привычка исчезать внезапно и появляться по воле случая не лучший пример для Кирилла.
— Это не касается нашего сына, — возражает.
— Моего.
— Нашего.
— Нет, Лазарев! — рявкаю, и охранник в будке подпрыгивает. — Моего. Это мой сын. А ты просто прочерк в его свидетельстве о рождении и набор генов, который достался по наследству. Больше ничего.
Он зол, а я — в ярости и сосредоточена. Тяжело дышим. Смотрим друг на друга в упор, как дуэлянты на поле боя. Жду. Когда он достанет воображаемый револьвер, чтобы опередить его. Выстрелить первой, нанести смертельный удар.
Уничтожить.
— Ладно, как хочешь.
Лазарев прикрывает глаза, вздыхает и опускает широкие плечи. Растерянно моргаю от такой реакции. Бурлящая жижа негативных эмоций постепенно остывает, потому что на лице Лазарева проступают следы настоящей усталости.
Замечаю и синяки под глазами, и глубокие мешки, и залегшие в морщинках тени. Он измучен, высосан до основания. Будто долго-долго не спал. Поражаюсь, как в таком состоянии Лазарев садится за руль.
Убиться можно.
— Ладно, — ежусь от собственной капитуляции и растираю внезапно озябшие руки. — Сейчас зайдем к заведующей. Только паспорт возьми. Там списки составляются. И каждый раз мне пиши! — добавляю чуть эмоциональнее.
По его лицу растекается знакомая улыбочка.
Обманул, что ли?
— Ты не пожалеешь, воробушек, — мурчит с удовольствием.
— Уже жалею! — огрызаюсь и игнорирую веселый взгляд охранника, который стал свидетелем нашей перепалки. — Шевелись, нам еще Кирюшу забирать.
Лазарев хлопает ресницами.
— Это проблема? Я просто столик в детском кафе заказал, аниматора, подарки купил…
— Конечно, — хмыкаю весело, а сама урчу внутри от удовольствия.
Старается. Хороший какой.
Гаденыш.
— Почему?
Машу рукой, пока мы спешно двигаемся по дороге к кирпичному зданию.
— Потому что нам нужно причесаться, покрутиться перед зеркалом, попрощаться со всеми девочками. Особенно с девочками, — делаю акцент. — Без поцелуев и обнимашек мы никуда не пойдем.
Лазарев довольно хохочет.
— Какой, а? Весь в меня.
— Именно. Так что еще час мы будем собираться.
— Ничего. Подарки, думаю, ускорят процесс.
— Может быть... Черт!
Замираю и спешно стягиваю с плеча рюкзак. Ворчу, расстегиваю заедающую молнию и ищу дурацкий клочок шифона.
— Ты чего? — раздается сверху недоуменный вопрос.
— Да блин, где он? Сюда же положила…
Шарфика нет, а без него Кирилл устроит мне допрос с пристрастиями. И завтра утром опять начнутся капризы.
— Что ты ищешь?
— Шарф, — издаю стон и трясу переполненный рюкзак. Гремит косметика, клюки, фотоаппарат, телефон, планшет, булка. Вот нужной вещи там не видать. — Если я его не надену, завтра Кирилл устроит бунт против теплых вещей. Все должны носить теплое, как и он!
— Хм…
Я оказываюсь в ловушке аромата горького грейпфрута и амбровых нот. Рука Лазарева накрывает мою, затем забирает расстегнутый рюкзак. Сунув его подмышку, вытаскивает паспорт и прижимает меня к себе.
— Какого…
Ладонь закрывает рот, а мягкие губы касаются уха.
— Скажем, что сегодня маму греет папа, — шепчет на ухо и со смешком тянет за собой в здание.
14. Глава 14. Женя
