Наталья удивилась – что так поздно?
И рассмеялась, как узнала что к чему.
– Да так бы и сказали просто – в полдень.
Какое счастье, что недолго ждать. —
– Надеюсь, что один сеанс поможет.
А я, простите, должен уезжать.
Что нужно – вам расскажет секретарь. —
Секретарем же оказался дюжий малый,
Халат распахивал его могучий торс.
– У нас оплата – здесь, перед сеансом.
И я в четверг, в двенадцать, здесь вас жду. —
По Шереметьеву, вдоль стоек для прилёта
Ходила одинокая «Кармен».
Анжела все по дням распределила:
Луису надо столько показать.
Настолько погружённая в себя,
Анжела ничего не замечала.
Как старый господин почти упал,
Идя вперед, а взгляд на ней оставив.
Как группа из арабов замерла,
Не в силах скинуть сети магнетизма.
И то, что на неё смотрел весь зал,
Пока она по центру гарцевала.
– Рейс двадцать сорок восемь, из Гаваны. —
Анжела поспешила встретить рейс.
Луис был самый истинный кубинец:
«О, Mama mia, будто бы Нью-Йорк.
Но только нет и там таких красавиц»,
И он сестру, шутя, поцеловал.
Он не был на неё похож лицом,
Он не был на неё похож фигурой.
Но он был гармоничен, как она,
Забывшая московскую шлифовку.
И, будто вытанцовывая самбу,
Они передвигались меж людьми.
Луис всё время вскрикивал: «Спасибо».
Одно лишь слово он по-русски знал.
Своим «спасибо» парень выражал
Весь мир своих прекрасных ощущений.
Луис был рад, что здесь “Hot Doggy” есть,
И «Очень хорошо» в язык добавил.
Гуляя по Москве, в осенний день,
Луис всё напевал: «Нью-Йорк, Нью-Йорк»,
И братски целовал Анжелу в щечку.
Дениса он приветствовал: «Спасибо»,
И дальше спел опять: «Нью-Йорк, Нью-Йорк».
С Наиной повстречались в ресторане,
И ей «Спасибо» он не говорил.
Она умела разговаривать с людьми,
С Луисом – очень бойко по-испански.
И время моментально пронеслось,
Когда у молодости было настроенье.
Наина тут припомнила Анжеле:
«Напрасно ты твердишь – Американо».
Вот тут Луис и спел «Нью-Йорк, Нью-Йорк»,
Уж больно по душе пришлась Наина.
– Adios, amigo. Встретимся в Гаване.
Луис чуть хмыкнул и сказал – “Adios”.
Со встречи и в последующие дни
Катрин всё время с русскими крутилась.
Они намеревались уезжать,
Ей надо было браться за учебу.
Но, видимо, вот так приходит дружба,
И селится в открытые сердца.
Им вовсе не хотелось разлучаться.
– Оксана, расскажи мне, что такое
Загадочная русская душа? —
– Вот ты, Катрин, о чём теперь мечтаешь? —
– Ну, как бы это? В общем – ни о чём.
Ведь я нашла себе задачу в жизни
И я, вам говорила – к ней стремлюсь. —
– А я задачи в жизни все отбросил, —
С беспечностью рассказывал Борис:
– Я, может, одиночества хочу.
Срублю бабла, и на Тибет уеду.
Как это понимаешь ты, Катрин? —
– Не знаю, как понять – срублю бабла?
И что ты будешь делать на Тибете? —
– Он будет слушать, я – переводить,
Что скажут нам тибетские монахи, —
Оксанин голос нес глухую грусть.
– Но я смогу туда совсем не скоро,
Я буду Европейскою душою. —
С утра был дождь, и воздух задышал,
Во всем была особенная свежесть.
Париж знавал немало русских душ,
Но, как никто – умел хранить секреты.
Оксана обратилась к Катерине
С оправданным вопросом про семью.
– У папы с мамой нету отношений.
Отец – ученый, одержимый человек.
Он днями пропадает на работе.
А как же все его благодарят!
Я год назад приехала в Лозанну.
Там дама видела, что я с отцом хожу.
И подошла, как только папа вышел.
«Ваш папа – необычный человек, —
Она мне с убежденностью сказала.
– Волшебный, дорогой Артём Семёныч».
