И этот «совок» никуда не делся из нашей больницы, он был такой же реальностью, как и все вокруг.
Ладно, как-нибудь перекантуемся, потом посмотрим, – продолжал я размышлять и знакомиться с палатой. – По меньшей мере, полгода здесь находиться, в этой комнате с попутчиком.
– Тебе анализы уже дали? – спросил Володя.
– Медсестры дали. Рано утром надо поставить. Они объяснили, только я что-то прослушал.
Володя показал куда что поставить утром и улыбался, словно знал меня и был рад моему появлению.
– А что за медсестры дежурят сегодня? Как их зовут?
– Та, что постарше Сима, – поморщился он. – Сука, сам увидишь.
– А вторая кто?
– Мелкая? – уточнил он.
– Да, мелкая… Дженнифер Лопес, – смачно произнес я и сделал удивленное лицо.
Володя, глядя на маня, покатился со смеху.
– В натуре, четко ты подметил – Дженнифер Лопес, – повторил он за мной. – Молодая, глупенькая, Марина зовут, – продолжал он веселиться. – Понравилась?
– Я не разглядел лица, но Дженнифер!.. О Дженнифер! – показал я руками на её красоту и помотал головой, как сокрушающийся.
Юмор нас сблизил, мы быстро нашли общий язык. Манерой нашего общения стали шутки и приколы. Он, как и я, был мужчина с биографией, мы хорошо поладили. Только его биография была подпорчена, а это оставляет своеобразный след и сказывается на поведении.
На следующий день, услышав мою фамилию, Володя спросил:
– А Мурат Замохов не твой брат?
– Мой брат, старший, а что?
– То-то я смотрю, на кого ты похож? Кого-то напоминаешь? Мурика, точно! Особенно голосом вы похожи, – обрадовался он.
«Вот еще!.. – подумал я. – В какой только дыре не знают Мурата. В самых неожиданных местах и самые бесперспективные типы».
– А где сейчас Мурик? – спросил Володя, хихикая своим воспоминаниям. – Ну, Мурик Замохов! – качал он головой.
– Лямку тянет на строгом режиме, – ответил я, поддерживая настроение. – А ты его откуда знаешь?
– Мы с ним в армии служили.
– В Сосновом Бору что ли?
– Да, в Сосновом Бору… – Володя замолчал и призадумался.
Было видно, здесь воспоминания теряли привлекательность.
Я ненавязчиво поддержал тему, рассказал, что приезжал к брату в часть под Питером, два часа на электричке до городка Сосновый Бор. Припомнил некоторые подробности моей поездки. Сугробы исполины. Обледенелый колодец. Сладкий сон на русской печи.
Володя посмеялся и начал рвано, кусками рассказывать.
– Ну, Мурик!.. Пришел меня провожать в гражданке. С девчонкой. В самоволку пошел. Никто не пошел. Только Мурик. Проводил меня до перрона. На поезд посадил. «Что, Вовчик, боишься?» – подкалывал меня. – «Ома дела не в этом!»
– Ты раньше демобилизовался или как там, в армии, говорят? – не совсем понял я.
– Да, раньше… За несколько суток до дембеля убил одного… Мы отмечали… По пьяни получилось. Нервы не выдержали. Убил. Сразу в бега подался. Несколько лет бегал, потом устал – дошёл до состояния, когда боялся каждого шороха, издаваемого мной же. С гор спустился и сдался. Восемь лет получил и поехал кататься по России. Где-то блатовал, где-то приблатовывал. Доехал до Карелии. Слышал?
– Карелия, наслышан. А как же?
– Там мы выдохлись, – подвел черту Володя.
– Выдохлись, – заметил я. – Точное определение – выдохлись.
Я сочувственно посмотрел на Володю. Там и не такие типы выдыхались. Место, про которое говорят – гадюшник. Но надо еще постараться туда попасть, с Кавказа в Карелию. За восемь лет, конечно, можно оказаться и подальше, только такой билет надо заслужить, как говорят – самому выморозить такую «командировку». Дальше, оставшуюся часть срока, мужиковал, ясное дело.
