Кавиан. Альфа - страница 5



Пролог


Стебли громадных цветов сплетались в просторный купол, внутри которого царила почти кромешная тьма, только просветы между соцветьями создавали едва заметные островки света на сухой земле.

В этом тихом неприветливом месте хранился самый древний келлер.

Его большие листья были склеены между собой, образуя гигантское полотно. На нём высеченный рисунок гуманоида, чью треугольную голову с длинными сяжками венчал широкий обруч с именем существа – Иренд Нуво, а расставленные руки возносили выше макушки ещё один символ имени – Айхас Ари. Вокруг же самих божеств древности бесчисленной россыпью пестрили заковыристые символы.

На этом келлере была запечатлена вся история древних времён. Еще тех, когда не было кавианок, а их предки – древние матери, большие существа-богомолы – стали свидетелями грандиозных событий, случившихся на зелёной планете Кавиан.

Древний келлер, доживший до нынешних, не самых лучших, времён, издавна висел только здесь, в покоях самого старого кавианца – Дэй’Раха*. Он читает его каждый день, пальцами ощупывая символы, и каждый день медитирует, переживая прошлое снова и снова.

Вернувшись из медитации в реальность, старейшина семьи Троо открыл белые глаза. Да, он слеп, но какое это имеет значение для старейшего кавианца, который видит и чувствует саму жизнь, её биение из каждого цветка. Это рисует картину мира, и помогает ориентироваться где угодно, хоть в непроглядной тьме. В ней Дэй’Рах всегда и находился. Будучи невероятно старым Дэй’Рах приобрёл невиданные способности к ощущению жизни, но уже утратил былое здоровье. Его бурая кожа покрылась трещинами, как сухой разваливающийся лист, в просветах меж жилами которого виднелись ростки молодых цветов. Цикличная линька не способна была исцелить дефект кожи, и теперь даже свет причинял старику невыносимую боль.

Треугольная голова троотоса покрыта таким же истлевшим и пожелтевшим клафтом, широким головным убором из живой ткани, скрывающим отростки на вытянутом затылке. Из-под выпирающей части черепа безжизненно смотрели слепые миндалевидные глаза.

С влажного стебля купольного растения сорвалась капля. Она упала на лоб Дэй’Раха, быстро скатилась на носовую выпуклость и, разделившись на бороздах сухой кожи, остановилась у краёв тонких сморщенных губ. Капля быстро впиталась в кожу и вызвала лёгкое покалывание. Тяжело вздохнув некесами – тонкими ноздрями по обе стороны от носовой выпуклости – троотос повернулся, отнял руку от келлера. Последние видения древнего мира исчезли. Медленным, но, несмотря на старость, уверенным шагом он вышел на скудный свет.

Стояла глубокая ночь. Одновременно близкие и невероятно далёкие разноцветные галактические туманности разбавляли её слабым мерцанием. В нём старик показал своё худощавое, но осанистое тело в широком одеянии из листьев, напоминающем платье. Троотос посмотрел наверх, одновременно прижав вялые и почти нерабочие в его возрасте две пары крыльев. Дэй’Рах ничего не видел, но ему казалось – чувствовал свет далёких галактик, которые, даже добравшись до этой бедной планеты, обжигали, причиняя потрескавшейся коже боль. Но мысли были совсем не о ней. Боль тела ничто, когда мучают размышления о сегодняшнем: ещё один день прошёл, и ничего не изменилось. Никто ничего не собирается менять. Только и оставалась троотосу, что читать келлер и посредством медитации жить в прошедшем времени – том, когда Кавиан был их планетой, над ними не висела угроза истребления, и существование в гармонии со всем сущим было не сказкой, но реальностью.