– Стой! – толстяк остановился, посмотрел на руку. Ее не было по локоть, фонтан крови тек из раны.
–Ну, толстый, скажи, больно тебе?
–Нет, – удивленно ответил он и рухнул на землю без сознания.
–Теперь, господа, ваша очередь смерть принимать.
–Убейте его! – заорал Хряк двум оставшимся охранникам. Но те закрыли глаза в ожидании смерти, бормоча что-то себе под нос, по-видимому, молитву.
–Вот так будет правильно, помолитесь перед смертью, хотя грехов у вас очень много, но, может, они будут вам отпущены.
С этими словами Богдан махнул двумя шашками, и головы покатились с плеч палачей.
–С этими разобрался. Теперь, свинья, что с тобой делать? Как ты хочешь умереть – быстро или медленно?
Хряк молчал, только плакал, как ребенок.
–Если ты бы меня пытал, я может тебя и простил, но ты, гад, моего лучшего друга покалечил. Вот этого я тебе не прощу, и умирать ты будешь лютой смертью. Я тебе, пожалуй, отрублю обе руки, отрежу язык и отпущу.
При этих словах Хряк как бы ожил, он согласен был лишиться рук и языка, но сохранить свою подлую жизнь. Богдана это поразило до глубины души, он не понимал человека, который готов лишиться добровольно рук и языка в обмен на жизнь.
–Ну, я вижу, ты согласен. Тогда собери своих палачей в одну кучу и сожги их. Хряк начал таскать бывших своих подданных в кучу. Он с легкостью поднимал их и складывал их друг на друга. «Силен, однако», – подумал Богдан. Когда Хряк взялся за того, у которого не было руки, то тут же отпрыгнул от него.
–Ой, он живой,– почти плача, сказал Хряк.
–Души его.
Ревизор дрожащими руками взялся за горло своему сослуживцу, тот преданными глазами смотрел на Хряка, не говоря ни слова, Хряк душил его до тех пор, пока безрукий охранник не закатил глаза. Казак с ужасом смотрел на то, как палачи изводят друг друга. Не выдержав такого зрелища, подошел и отрубил голову Хряку. Голова отлетела на два шага, а тело, будто не согласное со смертью, пыталось встать и билось в судорогах, заливая все вокруг кровью. Богдан взял его за ногу, оттащил в кучу, потом обложил всех ветками деревьев и поджег. Сухие сучья быстро разгорелись, по маленькому леску пошел запах горелого мяса. Богдан смотрел, как горят останки этих плачей с большим для себя удовлетворением, ничуть не сожалея о содеянном, а скорее, наоборот. Он отомстил за друга. Казак посмотрел на дорогу. Хорошо, что никто не проезжал и не видел того, что происходило здесь не так давно. Надо ехать, найти карету и спрятать ее, а лошадей отпустить. Так, рассуждая, он подошел к коню и увидел голову Хряка. Она лежала в стороне, и широко открытые глаза смотрели так злобно, с лютой ненавистью, что у Богдана даже мурашки прошли по спине.
–Вот сволочь!
Богдан взял из седла револьверы, подошел к голове и выстрелил в упор сразу из двух. Его лицо как-то искривилось и стало еще страшнее. Богдан пнул голову, она отлетела в кусты. Садясь на коня, он еще раз взглянул на костер, он горел, а в нем горели пять извергов. Что не сгорит, то волки да собаки доедят. Ударив коня, он понесся, что есть силы, мчась от этого страшного места. Богдан гнал коня во весь опор, но кареты все не было. Уже начинало темнеть. Дорога вела в более темный и густой лес. Немного замедлив ход, он сразу увидел карету. Подъезжая ближе, разглядел вокруг кареты десяток хорошо вооруженных людей. По одежде он сразу понял – это разбойники. Но как узнать: они хорошие или плохие Широбокова или, может, какие еще? Все они были небрежно одеты: кто – в крестьянской одежде, кто – в казацкой.
