– Кто дал ему воды? У него же мгновенный отек легких, – констатировал врач. – Глоток, два, ну, стакан, но не более, а тут – чуть ли не целое ведро!
– Да он сам эту цибарку схватил. Всю дорогу только и мечтал напиться, только об этом и говорил…
– Ну вот, мечта одного странника уже сбылась… Не приведи, Господи! – и все стали креститься.
* * *
С одного из рядом стоявших рядом с «Екатеринодаром» кораблей была ссажена дюжина кавказцев, пожелавших поступить в армию Мустафы Кемаль-паши, чьи войска стояли на азиатской части пролива.
Турки прислали за каждого кавказца по одному белому хлебу. Роскошный мягкий хлеб, разрезанный на равные куски сразу же исчез, как будто и не лежал на белой холстине.
Казаки смешливо, с иронией переговаривались:
– А еще желающих нету? А то, дюже хороший хлеб дают!
– Так туда ж берут только магометан, а мы христианской веры, мы ж необрезные!
– Обрезная это доска! А они обрезанные, понятно?
Между тем предприимчивые турки как-то сговорились с пулеметчиками и за сто двадцать турецких лир вместе с кавказцами был передан и пулемет.
Но недремлющие французы тут же решительно пресекли начавшуюся было торговлю и все остальные контакты с турками из Кемалисткой армии. Сначала они дали длинную пулеметную очередь над мачтами кораблей, а затем просемафорили, что больше предупреждений не будет. Если с русских пароходов будет сниматься оружие и, особенно, пулеметы, то с союзнических кораблей будет открыт огонь. А для большей убедительности, один из французских военных кораблей обогнул дугу возле казачьего плавучего городка и демонстративно встал с азиатской части пролива.
Наступил первый вечер пребывания казаков на рейде Константинополя.
Непривычно ранняя, с оттенками багрянца темнота, опустилась в бухту Золотой Рог. На минаретах мечетей, возвышающихся над заливом, разом, перекликаясь друг с другом взвыли муэдзины:
– Иль-Аль-Аллах!!!
Приснувший было Дык-Дык живо встрепенулся:
– Ну, завели свою бодренькую песню. У нас в станице как хоронят, так бабы над могилой вот так же воют. Ну-у-у-! Тоска! И так по сердцу скребёт, а он еще со своим пилячим воем.
Гаврила Бахчевников, в потемках рассматривая опустевший берег, ткнул пальцем:
– Вон… Видишь, серпы над этими мечетями? Вот этими серпами нам по одному месту и резанули. Я в бинокль видел… У них в орнаментах на мечети даже звезды нарисованы.
– Так то ж другие звезды! И красный флаг у Кемалисткой армии тоже другой, не такой как у наших красных.
– Достали вы своими разговорами, – ворочаясь с боку на бок во сне недовольно проворчал Федор Уляшкин. – В пути, что ли, не наговорились?
Утро началось с того, что в стальные бока корабля мягкими деревянными носами стали ударять небольшие рыбацкие лодчонки фелюги и послышались многоголосые гортанные крики. Это турки без разбору называли всех прибывших своими друзьями:
– Аркадаш! Аркадаш!
Так первые торговцы стали зазывать обитателей парохода к своей соблазнительно разложенной на носу фелюг турецкой еде. Специально разрезанный на половинки белый хлеб, аккуратно выложенные стопки лепешек, пластованная вяленая рыба с потеками жира, связки коричневатого инжира и даже мед в плоских баночках…
Полковник Гундарев Петр Никитич, переходя от группы к группе наблюдающих за этим великолепием казаков, принюхиваясь к доносящимся по ветру запахам, тихо ругался:
– Уж лучше в трюм… Там ничего этого не видно.
