– А Лусия? – спросил Коля. Он был по-прежнему возбужден, но предложение Сергея Алексеевича уехать вместе слегка взбодрило его.
Сергей Алексеевич промолчал: так неожиданно они подобрались к Лусии. Неужели настал и этот час? А зачем, собственно, ему отвечать на Колин вопрос? Лучше промолчать. Но слова уже рвались из него.
Он помнил этот день, еще один счастливый в его жизни, и в Витькиной тоже, и у Лусии. Только кончился он плохо. Он помнил это двухместное купе поезда и настольную лампу под абажуром, которую Лусия прикрыла платком, чтобы свет не мешал Витьке спать.
А Витька совсем и не спал, притворялся, прошептал, будто во сне, «мама» в тот момент, когда Лусия поправляла на нем одеяло. Конечно, он не спал, просто так ему было легче назвать ее мамой.
«Что он сказал?» – спросила Лусия, хотя все слышала сама.
«Ма-ма», – сказал он.
Потом дверь в их купе открылась, и вошли пограничники. Лейтенант и старшина. Он встретил через несколько лет этого лейтенанта на фронте: храбрый был лейтенант, но он не смог преодолеть своей антипатии к нему и перевел его в другую часть.
«Извините, товарищ комбриг, – сказал лейтенант. – Проверка документов».
Он достал свои документы и протянул лейтенанту.
«Разве эта территория входит в пограничную зону?» – спросил он.
«Да, – ответил лейтенант. – Со вчерашнего дня», – и протянул ему документы.
«Это мои», – кивнул он на Витьку и Лусию.
Лейтенант повернулся к Лусии и сказал:
«Ваши документы?»
Лусия не поняла, что у нее требовали, и повернулась к нему. Тогда он достал из кармана разрешение Лусии на въезд в Советский Союз и отдал лейтенанту.
«Пока это ее паспорт, – попробовал он пошутить и даже улыбнулся лейтенанту, чтобы задобрить его. – Она из Испании. Я беру всю ответственность на себя».
«Извините, товарищ комбриг, – сказал он ему. – Без специального разрешения пропустить в запретную зону не имею права. – Отдал честь и вышел в коридор. – Старшина, – обратился он к пограничнику, который сопровождал его, – проводите гражданку в комендатуру».
Он знал, что просить лейтенанта бессмысленно, но все же угрожающе произнес:
«Ну что ж, поговорим в комендатуре», – и стал быстро застегивать пуговицы на гимнастерке.
Потом они шли длинным спящим поездом. Впереди лейтенант, за ним Лусия, затем старшина. А за ними он; каждый раз, когда Лусия оглядывалась, он махал ей рукой: я здесь, я тебя не покину.
Они шли бесконечно длинными вагонами, где плакали дети, разговаривали шепотом в темноте мужчины, а в проходах стояли влюбленные парочки – жизнь шла своим чередом. Они вышли на перрон, а поезд тронулся. Это было неожиданно, он совсем забыл про поезд и про Витьку. Он впрыгнул на ходу на подножку вагона и еще раз на секунду поймал белую точку костюма Лусии.
– Сергей Алексеевич! – окликнул Коля.
Тот поднял глаза. Странно, он не заметил, как замолчал, и не знал, что он рассказал Коле, а что просто вспомнил.
– На следующей станции мы с Витькой сошли, – сказал Сергей Алексеевич, – заехали за Лусией и вернулись обратно.
Целую неделю жили на чемоданах… Отправили телеграмму в Москву и ждали, когда Лусии дадут советское гражданство. Чтобы они могли пожениться и жить, как все люди.
Сергей Алексеевич поймал себя на мысли, что он все время уходит от главного. Ему бы рассказать Коле, как он потерял Лусию, а он рассказывал и рассказывал ее печальную историю, просто бил на жалость. Он стал сам себе противен и окончательно замолчал.
