И я даже сама не знаю, почему не поставила тот же тиндер или не нашла какой-нибудь занюханный сайт знакомств…
Маринка, младшая моя сестрица, уже вызудела мне все уши, что мне нужен мужик, хотя бы “для здоровья”, а я…
А я-то знала, что “для здоровья” мужики полагаются только девочкам, которых легко на плечо закинуть. А когда ты в весовой категории “бегемотиха” — то для всего мира у тебя нет больших проблем, чем сколько пицц заказывать на ужин для того чтобы заесть свой недотрах.
И вот надо же — мужик сам ко мне подошел! Пригласил куда-то! И не украдкой, а аж при всех. А это знаете ли!
— Юля-а-а!
Тевтонцев кличет меня не откуда-нибудь — с самого дальнего края школьной парковки.
Ну и чего они там бухтели про Опель? Вполне приличная Шкода. Ну, помыть не помешало бы, ну цвет — скучноватый “асфальт”, да и в отличии от стоящего по центру парковки мажористого бирюзового альфача — не натерт воском до слепящего блеска, но…
Ничего не знаю, зато мне тут дверку и открыли, и придержали, и даже креслице подвинули.
— Ты задержалась! — педантично роняет Тевтонцев, пристегиваясь, — больше так не делай.
Диньк-диньк…
Кажется, где-то зазвонил тревожный колокольчик. Смутно я даже припомнила, что кто-то из Наташкиных знакомых с Тевтонцевым мутил, и видимо её скепсис на чем-то да обосновывался, но…
Я сглатываю это замешательство.
Сама Наташка — относится к категории ведьм. Сколько она при мне умяла эклеров “после шести”, “после восьми” и “ближе к полуночи” — не пересчитать. И ни один не отложился на её осиной талии даже лишним миллиметром. Потому её и не изгоняют из кружка фитоняш, бегуний и зожниц, которые даже после родов умудрились отбрехаться от лишних килограммов.
Они могли капризничать. Они могли выбирать. А в моей весовой категории нос не морщат. Только виновато улыбаются и произносят вслух.
— Прости, Андрюша. Случайно вышло. Больше не повторится.
Не могу же я ему сказать, что скрывалась от шандарахнутого на всю голову Бурцева, который решил по приколу меня развести.
Хотя за попу прихватил он меня чувствительно, до сих пор кожа ноет.
Тевтонцев благодушно кивает, типа, на первый раз он меня прощает и наконец соблаговоляет выехать со школьного двора. И даже щелкает кнопкой на магнитоле. Чтобы грянуло на меня бесконечно бессмертное и заунывное:
“Я проснулся среди ночи и понял, что
…. все идет по плану”
— Боже, у тебя что отец в машине флешку оставил? — вырывается у меня отчаянное.
Андрей же отвечает мне неожиданно возмущенным взглядом.
— Это моя любимая группа, между прочим, — сообщает тоном оскорбленного в лучших чувствах, — у них очень серьезная музыка. А ты что, не любишь Гражданскую оборону?
— Почему не люблю? Люблю! — мысленно выдаю себе титул “королева переобувания в полете”, — просто думала, что их сейчас уже никто и не слушает. Много же современных групп. И на западе тоже…
— В наше время уже не умеют писать музыку, — категорично отрезает Тевтонцев, сурово сведя рыжие брови на лбу, — а на западе — там вообще кошмар. Там же сплошь геи и трансвеститы на сцене.
— Угу, угу, — киваю, а сама начинаю тихонько тосковать.
Андрею совсем не надо, чтобы я что-то говорила, он треплется сам, не допуская даже мысли об ответных репликах.
А мне ведь предлагали сегодня проход на концерт Дабл Девил — моей любимой группы, которая выросла из того как один мой тощий заморыш-одноклассник научился экспрессивно бряцать на гитаре. И как шикарно он это делал — сейчас, пятнадцать лет спустя в него влюблена вся страна к ряду.
