– Десять утра, – спокойно ответил он. – Оскар, вас сбила машина на перекрестке у вашего дома, и вас доставили сюда, в больницу. У вас была травма головы и колена, но все операции прошли успешно, и вы выкарабкались.
– Уже утро? – спросил я так, словно часть рассказа, где я попал сначала под машину, а потом и под нож хирурга, меня вовсе не волновала.
– Да.
– Ладно, я не думаю, что Таша обидится на это. Опоздание на день ведь не будет таким страшным, если она узнает, что меня сбила машина, так? – спросил я, хоть и не помнил, чтобы меня кто-то сбивал.
– Оскар, – начал доктор, заминаясь, – боюсь, что вы пробыли здесь больше, чем день.
Я бросил взгляд на маму, на лицо которой были сотни эмоций.
– А сколько? – Я вернул взгляд на врача.
– Вы попали под машину в марте 2023 года. Сейчас апрель 2024-го. Я сожалею, но вы пробыли в коме чуть больше года.
С того момента, как я очнулся, прошла ровно неделя. Я более-менее пришел в себя: я самостоятельно ходил, хоть и не мог делать это более пятнадцати минут подряд (но со временем мышцы окрепнут и это пройдет), головные боли случались реже, а общее физическое состояние приходило в норму, чего не скажешь о моральном. Я не мог поверить, что целый год своей конечной жизни провел впустую на больничной койке. Целый год! Да я за этот год мог столько всего успеть. А у меня просто отняли это время.
Ладно, признаю, я не отличался какими-то грандиозными жизненными изменениями, но за этот год я мог бы что-то сделать. Получить повышение на работе, например. Во всем нашем отделении морга я единственный, кто его заслуживал. Может, мы бы с Ташей уже были женаты. Я бы завел собаку, на крайний случай. Столько всего могло бы быть, если бы не эта авария. А самое ужасное заключается в том, что моего водителя так и не нашли. Какой-то урод сбил меня и скрылся с места преступления, даже не убедившись в том, что я жив. А у меня были все шансы умереть с учетом того, что у меня была закрытая черепно-мозговая травма и перелом правой ноги и руки. Хотя хирург сказал, что я отделался малой кровью. Обычно такие аварии заканчиваются летально.
Но о какой малой крови может идти речь, если я потерял триста восемьдесят три дня из своей жизни.
– Как я мог забыть то, что произошло со мной? – спросил я себя в пустое пространство моего маленького дома.
Я лежал на своем коричневом обивном диване и смотрел в белый и чистый, как и моя память в день аварии, потолок. Последнее, что я помнил, как шел по перекрестку к своему дому, а затем – тьма.
Свидетелей нет, записей с камер тоже. Я бы назвал это подозрительным, если бы не тот факт, что жил я в спальном районе, где в пятницу вечером никого толком не бывает. Все стремятся либо повеселиться в центре, либо отсыпаются дома.
Злой рок какой-то получается. От всех этих мыслей у меня разболелась голова. Нужно что-то выпить.
Я встал со своего слегка скрипящего дивана, надел домашние тапки из овечьей шерсти (а что, ножки всегда должны быть в тепле) и лениво побрел к своему шумному холодильнику. Там была холодная вода, которая как нельзя кстати при головных болях. Я бы мог блеснуть своими знаниями в области медицины и рассказать вам обо всех положительных эффектах воды, которые она оказывает на наше тело, но, думаю, вы и так уже считаете меня душным занудой. Чего кривить душой, я и сам так думал. Поэтому у меня никого не было, кроме матери.
