– Подвожу итог! – голос Тани звучит наигранно-торжественно. – Вернее, даю клятву. Обещаю, что влюблюсь в уравновешенного молодого человека без вредных привычек, который так же далек от авантюр, как слон от балета.
– Аминь, – кивает головой смеющаяся мать.
И в это время стук двери возвещает о приходе отца.
Громогласный, со сдвинутыми кустистыми бровями, он, оказавшись в кругу семьи, расстается со статусом руководителя не сразу, а постепенно. Чтобы превратиться из холодного, мыслящего логически бизнесмена в любящего мужа и отца ему требуется время.
– Как на улице? – спрашивает мать, откладывая вязанье и подымаясь на ноги.
– Накрапывает.
– Что на работе?
– Были проблемы, но сейчас все в порядке. И надо было меня выдергивать, могли бы и сами все уладить.
– Это хорошо, что без тебя не могут обойтись. Очень хорошо.
Отец опускается в кресло и, выдохнув, обращается к Тане:
– Как прошел день? Чем занималась?
Вопросы задаются с безжалостной четкостью, каждое слово твердо, как гранит. С подобными интонациями эсэсовец мог бы допрашивать схваченную партизанку. Отец сидит в кресле с таким видом, будто проводит дознание. Тане хорошо известна эта внешняя его суровость – суровость, под которой прячется нечто мягкое, нежное, ранимое. Строгость – лишь вуаль. Но вуаль – очень тонкая ткань, и под ней, если хорошенько приглядеться, можно угадать то истинное, настоящее, что она призвана скрывать.
На вопрос отца Таня пожимает плечами.
– Сегодня, пап, не произошло ничего особенного. Да на даче и не может произойти ничего экстраординарного.
– Не скажи, дочь, не скажи. Иногда в такой вот глуши происходят выдающиеся события… Ну, выдающиеся не для всего мира, но для отдельных личностей.
Он и не догадывается, что его слова станут пророческими.
Но что есть слова?
Существует ли сглаз? Слышит ли Бог наши молитвы? Способно ли нечаянно оброненное слово повлечь за собой цепь событий, как влечет за собой лавину громкий крик в горах?
Кто знает, кто знает.
Отец устраивается в кресле поудобнее. Завязывается обычный домашний разговор – тот, что можно по вечерам услышать в счастливых семьях.
Это здорово, очень здорово – болтать обо всякой чепухе, видя перед собой лица дорогих тебе людей! И никакой недосказанности, которая обычно повисает в воздухе грозовой тучей и порождает скованность и напряжение; никакой игры слов, ведущейся, как правило, из-за того, что говорить правду опасно; ни хитро поставленных вопросов, ни уклончивых ответов. Ложь со своими присными – Недомолвками – избегает домов, где царят Любовь и Понимание.
В тот пасмурный вечер, когда Таня дала матери «клятву», свет в их доме не гас очень долго. Луна, это гигантское око небес, хоть и затуманенное белесой катарактой, но все равно прекрасно видящее, с любопытством заглядывало в окна неспящего дома. Вскоре она, любящая страшные тайны, потеряла интерес к трем мирно беседующим людям. Ее примеру последовал и свежий ночной ветер, разъезжающий в крылатой, покрытой звездной пылью, колеснице; он перестал стучаться в стекла и умчался куда-то в залитые тьмой дали.
Таня заснет сразу, как только коснется подушки щекой. Не потревоженная снами, она хорошо отдохнет и проснется, когда на смену румяному, росистому утру придет полный тепла и света день.
