Это жилище уже не выглядело моим домом. Квартира имела странный получистый вид. Мама убиралась в самых дальних уголках, но обычные повседневные действия по наведению чистоты не совершала. Как итог – вокруг была вечная недогрязь. Вещи и пятна посредине каждой из комнат, но при этом сверкающие дверцы шкафа и ни единой пылинки под кроватью. Все это будто кричало, что здесь живет кто-то странный.
Я не понимала мать, но это было объяснимо. Не ладили мы даже тогда, когда мне было восемь. А потом мы расстались на долгие девять лет. После, конечно, она жила с нами. Моя бабушка не могла не принять свою дочь и отказать в жилье. А вот я не хотела видеть мать. У меня были надежды, что при встрече с ней все изменится и она больше не будет той женщиной, что казалась мне человеком из другой вселенной, какой-то инопланетной. Сейчас я понимала, что эти мысли были очень странными для восьмилетнего ребенка. Но тогда странной для меня была только она. Может, это и к лучшему, что я не полностью переняла ее модель поведения. Хотя в чем-то я тоже инопланетянка
Когда мать вышла из тюрьмы, я встретила совершенно незнакомого мне человека. Да, она стала другой, но оставалась все такой же непонятной. Прикосновения матери всегда раздражали. Ее руки не ощущались, как бабушкины или… как сейчас Васины. Они настолько бесили, что я сбегала из дома дважды, не только после случившейся трагедии, но и до нее. В первый раз это было всего лишь на один день. Но меня никто не искал. Мать тогда попала в больницу после того, как отчим познакомил ее голову с углом тумбочки. Мама уверяла – совершенно случайно. Ага, три раза подряд.
Оба раза, когда я сбегала, я проводила время в одной и той же семье, которая жила в соседнем доме. К ним меня приводил знакомый мальчишка – Мишка, обаятельный и веселый, мой ровесник. Потом, когда меня находили и отдавали в руки сначала матери, а потом бабушки, мне еще долго не хватало общения с ним. С ним и его семьей.
– Мамуль, у нас нечего есть. – Дядя Коля обычно обращался к жене ласковым «мамуль», а тетя Люда его часто звала «папочка».
– А как же конфеты?
– Ты предлагаешь детям питаться конфетами? Я не понял, ты решила составить мне конкуренцию на звание родителя года?
– Хватит хорохориться перед Настенькой. Это я всегда мечтала о дочери, а ты все балаболил про футбол с сыном. И где этот ваш футбол?
– А вот меньше конфетами корми. Мишка, может, и позвал бы побегать с мячом.
– Это не дает тебе право сейчас забирать все внимание наших детей.
«Наших детей». Как будто я была их ребенком.
В них обреталось столько жизни и искренности! Они жили для себя и делились своей энергией. Ее было так много, что она лилась через край и наполняла окружающих. Только вот такие, как моя мать и я, являлись бездонными колодцами. Нас не наполнить.
Для того чтобы я смогла наполниться, мне следовало починить колодец и научиться наполнять его самой. Помощь не была бы лишней, но без усилий мой колодец так и останется пустым. Как в рассказе о том, что дай человеку рыбу – он не будет голодным один день, но научи его ловить рыбу – и он не будет голоден никогда.
Иногда мне казалось, что только благодаря Мишке, его дружной семье и их взаимопомощи я все еще верила в возможность счастливой жизни. Даже для меня. Просто надо было чуть-чуть потерпеть и приложить много-много усилий.
Долгие пять лет я боялась, но в то же время ждала возвращения в квартиру, где произошло убийство, только из-за желания снова увидеть ту семью. Но они к тому моменту уже переехали.
