– Вы полны неожиданностей, Александра Родионовна. Вот так, с собакой…
– Что это вы перешли на имя-отчество, Сережа? – поинтересовалась я. – Можно по-прежнему – Саша. Или мы теперь в ссоре? Ну, не узнала вас по телефону, извините. А надо узнавать? Мы ведь пока не дроля с дролечкой, правда?
– Пока нет, – усмехнулся он. – Но зачем вы привели с собой пса?
Я погрозила оперуполномоченному пальцем.
– Во-первых, это не пес, а честная сучка. А во-вторых, специальных указаний о неприводе собак не было. Вот я и привела. Считайте ее моей помощницей. Доктором Ватсоном. Бимуля, ты ведь не откажешься быть доктором Ватсоном? Зарплата – сосиска в неделю.
Бима, уже устроившаяся под столом, протестующе стукнула хвостом об пол. Размер оклада ее явно не устраивал.
– Какое мороженое предпочитаете? – спросил Свиблов.
– Предпочитаю клубничное. Но тут у Антонины Васильевны только сливочное и крем-брюле… А впрочем, гулять так гулять! Если уж мы играем в барышню и кавалера, то возьмите мне, Сережа, сто граммов рислинга. И полпачки печенья «Дружба» для доктора Ватсона. Эта дружба вам жизненно необходима, поверьте… – Я заговорщицки наклонилась над столом. – Кто-кто, но мы-то с вами хорошо знаем, насколько информативными бывают мои беседы с этой, извините за выражение, сукой.
Бима снова протестующе стукнула хвостом. Свиблов отошел к буфету, а я наклонилась к собаке и потрепала ее за ухом.
– Слушай, Бимуля, кончай возражать хозяйке. Мы должны выступать единым фронтом. В ответ на мои слова ты можешь только восхищенно повизгивать. Зато когда говорит он, позволяется время от времени порычать – негромко, но внушительно. Поняла?
Собаченция ответила грустным взором.
– Куда ты меня притащила? – упрекали ее глаза. – Почему я лежу на этом грязном полу, вместо того чтобы гулять вдоль канала, обнюхивая тамошние столбики и деревья? Тебе не стыдно?
Хорошо, что вернулся опер со стаканами и печеньем, которое я тут же скормила Бимуле. Мы отпили по глотку и немного помолчали.
– Дело серьезное, Саша… – начал Свиблов. – Не знаю, слышали ли вы о случаях в парке Сосновка. В прессу это не попадает, но слухи-то ходят.
Я пожала плечами.
– Понятия не имею, о чем вы. Сосновка – это на Гражданке? Я там даже не бываю. Наверно, поэтому и слухи не дошли. А что такое?
Он замялся.
– Да вот… Знаете, я лучше покажу, чем рассказывать… – Оперуполномоченный раскрыл портфель и достал оттуда конверт. – Саша, я могу вас попросить пересесть? Вот сюда, лицом к залу, чтобы никто не увидел…
Снова пожав плечами, я пересела, как он просил, и открыла конверт. Там были фотографии. Мертвые лица – по-видимому, женские, искаженные жуткими гримасами. Голые тела в синяках и ранах. Страшная, мучительная смерть вопила с каждого снимка. Я не смогла досмотреть до конца.
– Что это, Сережа? Зачем вы показываете мне этот кошмар?
Он вложил снимки в конверт и убрал в портфель. Бима деликатно заурчала, намекая на желательность нового подношения. Но мне было не до печенья.
– Это длится уже три года, – сказал Свиблов. – Двадцать три изнасилованных и убитых девушки. Почерк везде один и тот же, то есть речь идет об одном и том же маньяке. Действует и вечером, и при свете дня. Сначала он, видимо, оглушает жертву ударом сзади. Затем раздевает и заворачивает в полиэтиленовую пленку. Потом насилует, душит и выбрасывает там же, в парке. Следов никаких. Свидетелей тоже. Полный тупик.
