– Мне нужно спуститься вниз, в гардероб, там телефон-автомат. И покурю заодно. Кстати, вы курите?
– Нет, но могу составить вам компанию.
Возле гардероба я стал свидетелем телефонного разговора:
– Алло, Надя! Где Ирина?…Пусть сидит дома и ждёт звонка! Я тебе сказал… я сказал тебе, пусть сидит… нормально… Слу… Слушай меня, пусть сидит дома, будет звонить молодой человек… Ещё раз… – Он отвернулся в сторону от меня и прикрыл трубку рукой. – Нормальный! Более чем! Ты меня поняла?!
Слушая этот разговор, вернее только «папину» часть, я уже понимал, что безоговорочно поставил «папе» мат и что мне сегодня, скорее всего, предстоит вторая партия, где по данному мужскому властному праву мне предстоит играть белыми. С одной стороны, гордость выйти победителем из нелёгкого поединка с «папой» переполняла моё нутро, с другой – усталость предыдущей ночи в поезде, утренняя встреча с рижским начальством, нелёгкая первая партия, тоскливые мысли про Саддама и пурга за окном… Усталость давала о себе знать. Тем не менее, раз уж я внёс свои данные в московскую анкету…
Покончив с десертом и расплатившись за обед, мы снова оказались в гардеробе. Доставая перчатки из кармана своего полушубка, я подождал, пока «папа» облачится в дублёнку, и подал ему руку.
– Звоните через полчаса, – сказал он, – я уже буду дома, проконтролирую, а то на этих баб надеяться… – Он с досадой махнул рукой.
::
– Алло, Ира?
– Да.
– Здравствуйте. Вы оставили свои данные учителю иврита в Москве? Я тоже оставил свои данные…
– Да, мне папа поведал уже…
– Ну… как он, наверное, поведал, я сейчас в Риге, уезжаю в полночь обратно в Вильнюс.
– … Ой, такая пурга за окном…
– Да, Ира, да, за стеклом телефонной будки она тоже… пурга.
– Вы уверены, что нам нужна эта встреча?
– Нет, не уверен. У меня есть причины быть неуверенным. Но тем не менее. Раз уж мы оба решились на заполнение анкет в Москве, давайте доведём дело до конца, давайте посмотрим, что нам предлагает этот базар?
Она стала что-то говорить, чего дословно – я уже не помню сейчас. Но это не было простым жеманством. Она пыталась что-то сказать мне, что-то скрыть от меня, что-то глубоко своё, что непросто разделить даже с близкой подругой. Она лепетала какие-то общие фразы, давая мне понять состояние её души, пыталась не слишком вдаваться в подробности, и в то же время её тянуло говорить. Внезапно, понимая нелепость своего положения и желая как-то выйти из разговора, явно не желая встречи, она спросила:
– Молодой человек, а какой у вас рост?
Ой-й-ой! Такого цугцванга в моей с ней шахматной партии ни я, ни «папа» предположить не могли. Красная тряпка, показанная быку, вызвала бы меньше бешенства.
– Метр семьдесят один, – сказал я, привирая на пару сантиметров вверх и надеясь на свои новые, на толстой подошве бельгийские сапоги. – А у вас?
– У меня тоже, – сказала она.
– Ну…, на сей момент что я могу сказать… что мы с вами одного роста.
– Да…!!!
– Ха-ха-ха! – засмеялись мы в телефонные трубки.
– Но не в этом дело. Понимаете, я… я как-то не очень отношусь ко всем этим анкетам. Я уже тут, в Риге, сходила на две встречи. Понимаю теперь, какая это была дурная идея. Но папа с мамой там, в Москве уговорили. Да и к тому же я ещё от своих личных переживаний не отошла.
– Ира, своих переживаний у меня тоже хватает. И да, я тоже пока не приспособился к этой анкетной новизне… Но всё же мы же зачем-то оставили в Москве наши данные…
