После этого случая наши отношения с Лолитой стали походить на своеобразный аналог американских горок. Мы то встречались, то расставались, она, издеваясь надо мной, распускала слухи, что выходит замуж, в ответ на это я, через своих друзей, оповещал Лолиту, что у меня в скором времени состоится помолвка.
Какое-то время мы ещё изводили друг друга, но, когда мне это надоело, я написал ей прощальное письмо, в котором предложил ей остаться друзьями, потому что ей нравится быть объектом любви, а сама она любить не умеет. Мне удалось тогда вывести свою формулу любви: «Если мне хорошо от того, что хорошо тебе, и если я хочу, чтобы тебе было лучше и делаю это, то я тебя люблю! Если другой в отношениях ко мне руководствуется этой же формулой, то и он любит меня!» На это моё послание, Лолита ответила следующим откровением.
«Я шла к тебе многое ломая, и, если я пойму, что это напрасно, я даже не знаю, что и будет. Мне слишком много от тебя надо, а быть только одной из тех, кто тебе нравится – не для меня… Я хочу, чтобы ты был для меня самым добрым, самым славным, самым умным и любимым, потому что я люблю тебя очень и всегда удивляюсь, и не понимаю, как ты можешь говорить, что я тебя не люблю! Ты мне нужен для того… потому что без тебя я не смогу! И очень хорошо это поняла!»
На третьем курсе учёбы всё это закончилось облаченьем точёного силуэта Лолиты в белое длинное платье, увенчанного белой широкополой шляпкой, и меня, приодетого в молочные цвета костюм, важно вышагивавшими под вальс Мендельсона. Впрочем, свадьба запомнилась не только поздравлением нас родственниками, сокурсниками и высоким командованием, сколько тем, что «первая» брачная ночь могла оказаться под угрозой срыва. Удрав со свадьбы на такси под конец пафосного благословенного торжества, мы решили переодеться и сходить на какую-нибудь дискотеку потанцевать. Но, оказавшись перед квартирой невесты, мы обнаружили, что ключей от входной двери у нас нет. Ехать через весь город обратно нам не хотелось, и я решил забраться на третий этаж по перилам балконов.
В глазах сверкнула яркая вспышка света, тело молодого мужчины в белом костюме в луже крови, мелькнувшее в моём воображении, слава Богу, не было обнаружено по адресу улица Чернышевского 5, потому что мне всё же удалось проникнуть в квартиру и открыть невесте дверь.
Через год, когда Лолита была уже на сносях, я упрашивал руководство батареи отпустить меня, чтобы сопроводить жену в роддом, но, к сожалению, не был услышан. На следующий день заместитель начальника училища полковник Сороколетов лично проводил осмотр оружейной комнаты нашей батареи, а командир батареи капитан Морозов А.Н. получил взыскание за массу недостатков, обнаруженных в ходе этой инспекции. После этой взбучки, в увольнение на этой неделе меня отпустили три раза. Во время родов я уже стоял с цветами под окнами смоленского роддома, и во все глаза смотрел на третий этаж, где один разочек мелькнула моя Лолита. Медсестры передали мне от неё записку.
«Ну, вот и всё! Теперь всё позади! Очень боялась, ребёночек, вообще-то, маленький. Чувствую себя нормально. Окошко не разрешают открывать, заметят, будут ругать. Всё вроде хорошо! Наружных швов нет, вставать сразу разрешили. Вроде всё. Целую, Лолита».
Через пару дней я снова обивал пороги роддома, в награду за это снова получил от жены весточку.
