– Но со священником-то ты встречалась – с Розенцвейгом?
– Во-первых, он не был священником. Он только называл себя священником. А на самом деле был сумасшедшим. А во-вторых, заткнулся бы ты лучше, пока меня не вырвало.
– Шарки говорит, что Розенцвейг принадлежал к какой-то секте, которая преследует тебя с самого Парижа.
– Ну конечно! Это потому, что я знаю тайну тридцати девяти ступенек[90].
– Так преследует или нет?
– Пару раз кто-то тут объявлялся…
– И тебя это не беспокоит?
– Если бы я беспокоилась из-за каждого сумасшедшего, который заглядывает в «Классик»…
– А этот тип – Розенцвейг – он разве не пытался убить Анри Ланглуа?
– Ну пытался… Скажем так, мне нравится ходить по краю.
– Шарки говорит, ты с ним пару раз круто поспорила. Вот я и подумал…
– Поспорила! Буду я тратить время – спорить с психами. Моя работа состояла в том, чтобы вышвыривать его из Синематеки каждый раз, когда он там появлялся. Этот тип кидался всякой дрянью в экран, мерзавец!
– Значит, ты считаешь, Шарки болтает попусту?
– Ха! Он что, рассказывал тебе о мальтийском кресте?
– Ну да.
– Знаешь, что это? Это его способ соблазнения. Он таким образом девиц клеит. Все равно что его байка про гонки подводных лодок. «Идем в проекционную, я тебе покажу мальтийский крест. Ох-ох-ох, ну и жара тут. Ты бы разделась немного». Обычно это действует на застенчивых девственниц, если они заядлые киноманки. – Клер подозрительно покосилась на меня. – Не знаю, что ему от тебя надо, но если он пригласит тебя в душ после кино, ты хорошенько подумай.
– Шарки говорит, Розенцвейг интересовался этим вампирским фильмом, что ты здесь смотрела, – «Пир неумерших».
– Шарки так говорит? А мы что, должны внимать каждой его глупости? – В ее голосе послышались нотки раздражения.
– Я просто подумал…
– Еще три слова, и пару недель будешь думать на кушетке в гостиной. – Сказав это, она повернулась на другой бок, свернулась, как еж, и натянула одеяло себе на голову.
Больше я никогда не поминал при ней наших с Шарки разговоров, но я взял у него ту книгу, которую он обозвал «крупнокалиберной наукой». Оказалось, что это толстенная книжища на газетной бумаге и в мягкой обложке с безвкусной картинкой: мрачные средневековые рыцари бичуют свои полуобнаженные жертвы и ставят на них клейма. Буквы названия – «Ужас тамплиеров» – были составлены из кинжалов, с которых сочилась кровь. Обложка вещала: «Теперь об этом можно рассказать». «Полное издание – подлинная история, от которой кровь стынет в жилах». Естественно – что еще можно было найти в библиотеке Дона Шарки. Что касается автора, то он был упомянут микроскопическим шрифтом на заднике. «Сокращенную версию подготовил к печати Ж. Делавиль Леру». Несмотря на сенсационные обещания, напечатанный под обрез текст перевода оставался простым, временами даже скучноватым собранием фактов. В течение нескольких месяцев я то принимался читать, то откладывал книгу, но все же одолел ее до конца. И черт меня возьми – история и в самом деле была хороша.
Глава 4. «Венецианский пурпур»
Голос по телефону был настолько придыхательно-конфиденциальный, что Клер решила – сейчас начнется что-нибудь неприличное.
– Кто вы такой, черт возьми? – подозрительно спрашивала она. – Марсель? Какой еще Марсель?
– Марсель. Личный секретарь Чипси Голденстоуна.
– А, – сказала Клер, и в тоне ее послышалось отвращения не меньше, чем при разговоре с каким-нибудь отвратительным фатом.
