Я еще не сел за стол, когда соседка привела малыша Альберта из детского сада. У нее дочка ходит в тот же маленький детский сад, в котором всего лишь восемь детей в возрасте трех-четырех лет. Бертик застеснялся меня, смотрит исподлобья. Не подумал, ничего не привез мальчикам. Даже стыдно стало. За стол сели втроем – старший сын еще не приехал из школы. С удивлением узнал, что старшего мальчика назвали Роберт. Подумал, что в честь меня, но Кэтрин напомнила, что так звали деда по матери. Через час пришел и он. И снова Кэтрин накрыла для него стол. Робби – его тоже так зовут дома, как меня когда-то – совсем не стеснялся меня, сразу заявил, что тоже пойдет в морпехи, как я, дядя Джорди и дед Адам. Оказывается, Кэтрин рассказывала ему обо мне. Потом мальчики ушли в свою комнату, а мы остались с Кэтрин на кухне.
Отец приехал перед закатом, мы уже переговорили с Кэтрин обо всем, то есть она все время что-то делала и непрерывно говорила. Я рассказал только о том, что работаю по специальности, в службе безопасности. И это была почти правда. Ведь я целый месяц заботился о безопасности Ицика.
Отец нисколько не проявил радости, увидев меня:
– Явился, с чего это? Деньги, что ли, потребовались?
– Обижаешь, отец. По вам всем соскучился. А насчет денег… вот хочу оставить у тебя еще десять кусков капусты.
Это вылетело из меня непроизвольно, очень обидными показались слова отца. Не собирался отдавать на хранение деньги. Ну, уж как получилось. Принес свой кейс, вынул одну пачку, причем показал и вторую, отдал пачку отцу:
– Положи и эти на хранение.
Отец не проявил никаких эмоций, молча забрал деньги, но потом не сдержался:
– Кстати, твои бумаги сейчас оцениваются в сто десять тысяч. Я вложил в акции приличных компаний.
А Кэтрин всплеснула руками:
– Ой! Я же тебе спасибо не сказала за деньги, которые ты мне подарил на свадьбу. Отец о них сказал, только когда мы с Джоном вышли из церкви. Нам они очень пригодились. Ведь Джон в армию не пошел, у него после школы ничего, как и у меня, за душой не было. Хорошо, отец настоял, чтобы мы у него жили. И взял Джона к себе работать.
Обняла меня, потом отодвинула голову, посмотрела на выражение моего лица. Что она там могла увидеть? Не позволяю себе никаких гримас – как иначе играть в покер? Вздохнула, поцеловать хотела в щеку, но попала только в подбородок:
– Совсем ты от нас отстранился!
Вот так и узнал все. А то непонятно было, почему Кэтрин с Джоном остались жить с отцом. Но оказывается – не все узнал… Когда совсем стемнело, мы вышли с отцом во двор, сели за стол на веранде. Отец захватил с собой начатую бутылку кукурузного бурбона и два стакана с толстым дном; Кэтрин вынесла следом нарезанную ветчину, тарелочку с зеленью, хлеб, посмотрела неодобрительно на отца, но ничего не сказала. А отец плеснул в оба стакана, поднял свой, посмотрел на уровень, чуть добавил, сделал глоток. Поставил стакан на стол:
– Давай, расскажи, чем занимаешься? Ничего о тебе не знаем, – смотрит на меня.
Что рассказывать? Врать не хочется, но и описывать свое бытие немного стыдно. Разве что последнее дело. Поэтому с него начал:
– Разным, отец. Вот недавно поработал охранником у одного мужика. За месяц получил двадцать шесть тысяч.
– Что, криминал какой-то? За нормальную работу столько не платят.
– Нет, никакого криминала. Просто приличного человека хотели укокошить, мешал жуликам. Вот он и нанял меня. Я же после службы некоторое время уже был охранником.
