Честно говоря, никто из моих знакомых не обратил на мое «творчество» никакого внимания. Но из трех акварелек две купили – купила женщина средних лет, сказала, что повесит в спальне умершего мужа на месте «пошлых», как она выразилась, голых баб. Ну что ж, хоть так они кому-то пригодились. С гордостью положила в сумочку 75 долларов. На пять долларов пришлось сделать скидку за пару. Галерея не взяла с меня комиссионные, хозяйка посмеялась, что это, мол, первый блин. На эти деньги Билл заставил меня купить хорошее шампанское, пирожные, фрукты. Устроили у Ребекки маленький праздник. Ребекка искренне радовалась за меня, даже предложила выставить свой портрет на продажу. Кажется, она серьезно это предложила, хотя и не без внутреннего сомнения. Много раз говорила, что портрет ей нравится. Шутя сказала ей, что нарисую новый и его-то продам. Шутила, конечно, но потом всерьез засела за портрет Ребекки маслом. Решила повторить композицию акварельного рисунка, поэтому сначала работа двигалась быстро. Но потом я запуталась с цветами ее юбки. Сначала хотела приглушить цвета, сделать более серьезный вид – показалось скучно. Вернулась к ярким краскам, но немного размыла очертания роз, добавила складки на бледно-голубой юбке. Показала Биллу. Он смотрел долго:
– Знаешь, что-то не пойму. С одной стороны – вульгарно. Оксюморон какой-то: сморщенная старуха и кричащие розы на нелепом фоне. С другой стороны – мне нравится. Сам не пойму, что именно нравится. Возможно, то, что несколько невнятная и в тоже время кричащая юбка оттеняет подчеркнуто детализованное лицо. Заканчивай фон, но не испорть старуху. Не нужно вставлять еще одно кричащее пятно.
Работала полные две недели. Чувствовала, что теперь это можно назвать работой. Это не игра, не штудии – это работа. Жалко только, что нельзя эту картину подарить Ребекке. Показала ей, она поахала, потом сказала, что акварели ей вполне достаточно. Я ведь должна выставить ее, показать всем. Билл тоже посмотрел окончательный вариант, сказал только: «Не испортила». Но выставила ее уже в следующем месяце.
Роберт
В Орегоне помимо моей родины Бивера имеется еще и Бивертон, и Бивер-Марш, и, кажется, Бивер-Крик. Вообще, наш штат называют бобровым. А в США более пятнадцати Биверов в разных штатах. Наверное, когда-то везде добывали бобров. И мой Бивер – один из самых маленьких, просто поселок.
Приземлился в Портленде. В свое время упомянул Юджин для Роуз просто так. Из Юджина до отцовского Бивера очень далеко. Да и из Портленда нужно проехать сотню миль. Но не ждать же автобус, тем более что прямых автобусов нет, нужно ехать с двумя пересадками. Даже таксист поехал безо всякой охоты. Когда наша машина остановилась у дома, разнервничалась собака. На ее лай вышла Кэтрин, ахнула, увидев меня, бросилась на шею, потом отодвинулась, осмотрела:
– Так изменился… Совсем мужиком стал.
Неужели я так поправился за последние годы? Но возражать не стал.
– Зато ты, Китти, совсем не изменилась! Такая же красивая.
Не стал говорить «стройная». Все равно не поверит, что искренне. Раздобрела, одета слишком по-домашнему.
– Не болтай, какая уж там красивая… Двоих детей родила, двоих мужчин нужно кормить. Совсем нет времени за собой следить.
– А где отец и Джон? В лесу?
– Где же им еще быть? Но отец должен вечером приехать. Иди, искупайся с дороги, а я тебе приготовлю обед.
