***
Пока неожиданная гостья, устроившись за колченогим столом, жадно пила успевшую выдохнуться за день минералку, Мика успела рассмотреть её. Женщине было около тридцати лет. Круглое простоватое лицо, но кожа гладкая и чистая, волосы ухоженные. Да и наряд на ней был далеко не из дешевых — тонкий шелк, расшитый по краю гладью. Заметив любопытный Микин взгляд, женщина смутилась, спрятала под стол ноги, обутые в грязные комнатные тапочки.
— Мне так стыдно, — вздохнула она. — Но ничего с собой сделать не могла. Просто какой-то животный ужас. Ах, да… меня Инной зовут. Инна Стрельцова.
— А меня — Мика. Вас, Инна, наверное, кто-то сильно напугал, — участливо предположила Мика, усаживаясь на кровать, потому что стул в домике был почему-то только один.
— Мужа я испугалась, — вздохнула женщина. — Нет, нет, он у меня вообще-то хороший. И работает много, и все в дом, и не пьет… почти.
Всё понятно — почти не пьет, а как выпьет, звереет. Инна по глазам Мики прочитала её мысли и покачала головой:
— Нет, он меня за все время и пальцем не тронул. Любит. А сегодня вдруг… Он вернулся в дом, когда уже стемнело. Во дворе нужно было что-то убрать, а так он с работы рано приехал. Просто потом вышел на минутку.
Она явно волновалась и даже косилась в темное окно, словно там могло появиться что-то опасное. Мика терпеливо слушала.
— Он вошел, и молчит… А Сёма у меня молчит редко, говорун, да все не просто, а с прибаутками. То стишками, то фразочками всякими, и меня ласково зовет — булочкой, кошечкой. А тут — молчит. Я испугалась, не случилось ли что. Спрашиваю — буркнул что-то в ответ и на второй этаж ушел. У нас дом новый, большой.
Ага, так это похоже хозяйка того самого кирпичного «сундука». Далековато же ей бежать пришлось. И почему не в монастырь или к соседям, они же гораздо ближе? Хотя монастырь мужской, так что вряд ли там обрадовались бы поздней гостье в неглиже.
— И тут мне не по себе стало. Что думаю, могло такого случиться, что Сёмочка мой на себя непохожим со двора вернулся. Я за ним, а он…
Тут Инна переменилась в лице и снова схватилась за стакан с водой. Сделав несколько судорожных глотков, едва не поперхнулась и подняла на Мику измученные глаза.
— А он там, в шкафу шарит, словно не он вовсе… Муж-то мой аккуратный, все на место вешает, а тут — вещи вытаскивает и бросает. Я говорю: чего это ты одежду на пол кидаешь? А он на меня через плечо глянул. И я вижу — лицо-то Сёмино, а глаза… глаза — чужие, бешеные. И рукой за железную вешалку, на которой рубашки висели, хватается, будто сейчас ударит.
— Как это — чужие глаза? — удивилась Мика.
— Не знаю. Но только у Сёмы взгляд простой, не злобный, даже когда он сердится, а у этого…
Тут Инна ухватилась обеими руками за щеки и стала качаться на стуле туда-сюда, словно унимая зубную боль.
— У этого не Сёмины глаза были, — повторила она. — И вешалка ещё… Я без памяти из спальни выскочила и бегом вниз по лестнице слетела. Да в чем была и побежала к Марье Ильиничне. Только потом вспомнила, что она тут не ночует, домой в Кутьевск ездит. Что же мне теперь делать?
— А Марья Ильинична, это кто? — осторожно спросила Мика.
— Она завхозом тут работала. Теперь, вроде, администратором стала. Хорошая женщина, душевная. Я бы у неё переночевала. Куда в таком-то виде?
Она подергала завязки пеньюара и окончательно сникла.
— Ну, до утра можно у нас остаться, — подумав, предложила Мика. Действительно, не выгонять же несчастную в ночь? На ненормальную она не похожа, просто очень испуганная тетка. Поспит, а к утру придет в себя.
