«…а за ними в серебряной стуже
старой Венгрии звезды пастушьи,
и ягнята, и лилии льда…»
Мика очнулась только когда сообразила, что теперь поют только они вдвоем. Остальные как-то незаметно замолчали. Почему так получилось, она не поняла — то ли больше никто не знал слова «Маленького венского вальса», то ли «Слеза Буратино» сыграла свою роковую роль. Отступать было некуда, казалось, «душка» Кайсаров иронично косится в её сторону, понижая голос и лукаво меняя тональность.
«… я оставлю эхо дыханья
в фотографиях и флюгерах»
Он уже стоял рядом, так что гриф гитары с бегающими по струнам смуглыми пальцами оказался прямо перед её глазами.
«…и флюгерах»
Мика испуганно задержала дыхание, чувствуя, что взяла слишком высоко, может не вытянуть последние строки, и он понял — наклонился и почти шепотом повел за собой.
«…и шагам твоей поступи вверю
ленты вальса, скрипку и прах».
Песня закончилась.
— Блеск! — констатировал Ромка. — Лучший дуэт сезона! Переплюнут любого Кобзона.
Неожиданно Кайсаров поклонился и поцеловал кончики пальцев Мики. Потом молча вернулся на свою скамейку. Налетевший порыв ветра задул две свечи.
Кто-то захлопал в ладоши. Мика подняла голову и откинула с виска крошечные индейские колокольчики. Две секунды, минимум две секунды надо было выдержать изумленно-раздраженный взгляд Регины. И отвернуться.
Внезапно ей стало весело, настолько, что она с трудом сдержала смех. Неужели бывшая подруга откроет сезон новой охоты? А ведь похоже на то… Этот вечер, язычки пляшущих на ветру огоньков свечей и два голоса, то сливающиеся, то догоняющие друг друга. А потом склоненная к её руке голова Кайсарова. Такое Регина просто не сможет простить «мелкому ничтожеству», как она назвала однажды Мику. Назвала в присутствии Дэна. А тот только опустил глаза и промолчал.
Две секунды истекли. Теперь она имела право выбирать, что делать дальше. Петь не хотелось, хотя на неё поглядывали выжидающе. Болтать с Сашкой? Просто торчать тут?
Мика встала и отправилась к костру. Посидела рядом с ним, шевеля в огне палкой. Подошел Ромка, принялся что-то рассказывать. Она слушала, кивая и думая о своем.
***
Откуда взялась эта ненависть, Мика так и не смогла понять, как ни старалась. Первое, что вспоминалось — ей пять лет, и в гости к ним приходит высокая красивая женщина с девочкой. Региночке тоже пять, она крупная, нарядная и избалованная, так что рядом с ней Мика-мышонок теряется. Девочка по-хозяйски лезет в Микин ящик с игрушками, фыркает, крутит любимой кукле Матрене голову. Мике обидно, но она молчит. Тогда девочка закрывает дверь детской и толкает её, так, что Мика падает на пол. Она не кричит и не плачет, но кто-то слышит грохот опрокинутого ящика. Регину начинают воспитывать, она покаянно мотает головой: «Больше никогда, мамочка».
После этого они изредка встречались и, как ни странно, даже немного сдружились. А когда оказались на одном курсе Академии, Мика искренне обрадовалась — все-таки среди семидесяти незнакомых парней и девчонок есть хоть одна подружка. Они так и ходили поначалу — парой. На занятия, в класс рисунка, в столовую.
Но потом начались странности, которые Мика некоторое время старалась не замечать. То косые взгляды однокурсников, которым кто-то наболтал, что у неё был недобор проходного балла, и в бесплатную квоту её вписали за взятку, то пропала её курсовая работа по живописи, и в последнюю ночь перед сдачей пришлось спешно писать новый натюрморт, то Дэн вдруг спросил, не армянин ли её отец. Последнее Мику задело особенно — какая разница, кто её родители? И то, что свое экзотическое имя Микаэла она получила в честь лучшей подруги матери, она объяснять не стала. Постаралась перевести все в шутку.
