— Девчонки, вы того… держите себя в руках, — наконец, пробормотал Сашка. — Надо ещё там посмотреть. — Он махнул рукой куда-то в сторону, но они поняли — надо было ещё заглянуть в старую избу. Если уж проверять, то везде.
Вниз спускались гуськом — по щеголеватой деревянной лестнице.
В холле Инна выдвинула ящик комода.
— Сёмины ключи на месте. А сам-то где?
Ответом было молчание. Ну откуда они могли знать, что нашло на этого Сёму, и почему он устроил в доме такой бедлам. Если, конечно, это он сам устроил.
Так же молча они пересекли двор и, стараясь не глядеть на мертвого Дика, поднялись на жалобно скрипящее крыльцо избы. Сашка дернул на себя перекошенную дверь. За ней в сенцах громоздились какие-то баки, банки с краской, ведра и бидоны. Пришлось проходить чуть ли не боком. Единственная комната с закопченной печью, голая железная кровать, в красном углу — иконы, украшенные вылинявшими бумажными цветами, давно погасшая лампада. В помещении стоял плотный запах непроветриваемого жилья и краски. Но, по крайней мере, вещи тут лежали на своих местах, а не валялись на выщербленных половицах.
Мика на всякий случай заглянула во все углы — никого и ничего. Разгром неизвестный или неизвестные ограничили одним новым домом.
— Что ты будешь делать? — спросила Мика Инну, когда они вернулись во двор. Как-то незаметно они перешли на ты.
— Вначале Дика похороню, — вздохнула та. — А потом… Потом соберу вещи и к маме в Кутьевск уеду. Не могу я тут оставаться, страшно.
— Ну, собаку мы закопать поможем, — пожал плечами Сашка. — Но милицию я бы все же вызвал.
— Ох, вы не знаете наших порядков, — махнула Инна рукой. — Скажут, мужик побуянил, дело обычное, а я панику устраиваю… Вот если неделю его не будет, тогда заявление отнесу. И то могут не принять.
Спустя полчаса в конце двора была выкопана могила для Дика. Инна завернула пса в старое одеяло, и они вдвоем с Сашкой опустили его в яму и закидали землей. Немного постояли, не зная, что сказать. Около дома осталась сиротливо стоять пустая собачья конура.
Потом Инна наспех сложила какие-то вещи в сумку, переоделась, отдала Альке пакет с сарафаном и палантином и вышла из дома, заперев дверь. Потом, что-то вспомнив, заперла и избу.
— Спасибо вам, ребята, — дрогнувшим голосом сказала женщина. — Если бы не вы…
— Сейчас куда, на автобус? — спросил Сашка.
— Автобус только к обеду будет, я пока у Марьи Ильиничны посижу.
С этими словами она, понурив плечи, поплелась в сторону базы отдыха. Потом вдруг остановилась и вернулась чуть не бегом.
— Вы ведь отсюда к монастырю пойдете?
— К монастырю, — подтвердила Алька. — Наши, наверное, уже там.
— Вы… как будете проходить мимо избы, где на воротах петухи резные, стукните в окошко. Там Татьяна живет, Сёмина сестра двоюродная. Отношения у нас с ней не очень, но если муж вернется, то может первым делом, в дом не входя, к ней побежать. Скажите ей, что я у матери, пусть передаст. Я-то записку ему оставила, но вдруг не заметит…
— Скажем, нам не трудно, — пообещала Мика. — И на всякий случай вот тебе номер моего мобильника, мало ли что.
— Спасибо, я позвоню.
***
— Какое-то совершенно жуткое утро получилось, — пожаловалась Алька, когда Инна, наконец, ушла. — Меня до сих пор потряхивает.
— Да, приятного мало, — согласился Сашка. — Да ещё и жрать хочется, а я завтрак проспал.
— Тебе бы все есть, — проворчала Мика, у которой перед глазами все ещё стоял бедняга Дик. — Бесчувственная ты личность.
