Кит в пруду. Книга первая - страница 20

И это – стабильное состояние нашей цивилизации по сей день.

Отвлеклись, однако.

Перекантовавшись ночь в вагончике, с утра выпили горячего сладкого чая (есть было нечего) и пошли к трактору. Тракторист был нашим вожатым.

Пять километров – туда, пять – обратно. Из еды – морошка, щедро рассыпанная кругом. Я чувствовал, что меня начинает тошнить, другие чувствовали примерно то же. Мы совершили несколько челночных рейсов и к вечеру справились, всё перетащили.

Мой чемодан оказался сильно помят. Тракторист объяснил, что пытался выбраться, двигал туда-сюда щит, чемодан попал под щит. Меня это огорчило.

Как бы там ни было, со следующего утра началась нормальная жизнь.

В какой-то день Репетуха сказал:

– После обеда иди попили пеньки.

(Пояснение: при валке, особенно зимой, после того как дерево спилено, остаётся довольно высокий пень. И когда их, таких пней, торчит много, дорога становится непроезжей.)

Уже вечерело, я плотно пообедал (с кормёжкой у нас было всё в порядке, один из членов нашей бригады оказался умелым кулинаром и с удовольствием взял на себя обязанности повара, чему мы были несказанно рады) и в самом лёгком настроении, взяв на плечо бензопилу и в другую руку бачок с бензином, отправился спиливать пеньки.

Дорога была шикарная, вся устлана стволами деревьев… это был зимник, то есть по этой дороге зимой поедут лесовозы, груженные лесом.

Не надо рельсов, мотовозов, вагончиков и прочей железнодорожной романтики.

Этот зимник начали делать прошлым летом, не доделали и даже оставили вот эти самые пеньки.

Повторяю, дело было к вечеру, начинался закат, погода стояла изумительная – ясно, свежо, июльская жара ушла, зимник простирался передо мной широкой лентой прямо до горизонта, я шёл мечтательно и беззаботно и вдруг увидел перед собой – не близко, метрах в ста – фигуру человека.

На фоне предзакатного неба она была чётко обозначена.

Человек стоял и явно рассматривал меня.

Человек – здесь?

Тут на пятьдесят вёрст ни одной человеческой души… И, словно услышав мои сомнения, фигура опустилась на четвереньки и стала натуральным медведем, отчётливо обозначив свою покатую спину.

Я бросил и пилу и бачок с бензином и побежал к вагончику, где Репетуха варил очередную порцию чифира.

– Эдька, там медведь! – чуть ли не закричал я, запыхавшись и стараясь унять дыхание, всё-таки пробежал метров пятьсот.

– У тебя есть ружьё? – спросил он, не отрывая взгляда от закипающего чифира.

Вот – тоже тема.

Да, у меня было ружьё. Старая ижевская одностволка-получок 16-го калибра, с хорошей кучностью и дальностью… я приобрёл его на своей малой родине – давно, и патронов несколько коробок, и всё это лежало у меня дома без употребления. Когда я узнал, что мы полтора месяца будем в лесной глуши, я решил взять ружьё с собой.

И вот – реальный случай ружьё употребить.

Я достал из чемодана ружьё, сунул в карман четыре патрона с жаканами и побежал обратно. Добежав до места, где я бросил бензопилу и бачок, я остановился, уравнивая дыхание, достал патрон и загнал в патронник. И только тогда вспомнил, что после выстрела гильзу распирает и она застревает в патроннике, и рукой её не извлечь. То есть в моих руках было оружие, рассчитанное на один выстрел. В этой ситуации благоразумие предполагало бы вернуться к вагончику и самому сварить себе чифира и забыть про этот вечер. Но благоразумие и я (по крайней мере, тогдашний) – были две вещи несовместные. И потому я с ружьём наперевес, явно подражая какому-нибудь персонажу Фенимора Купера, направился к тому месту, где увидел медведя, и легко это место нашёл. Следы явно читались – большие чайные блюдца с когтями.