– Прикажете отнести? – по привычке спрашиваю, хотя знаю, что она сама еду наверх оттаскивает. Так и в этот раз – молча берет Фёкла поднос и идёт по лестнице, а Федька, пацан, туда же – так глазами и ест, как она наверх подымается. Дал я мальцу для острастки подзатыльник, чтоб не глазел.
Время идёт, всё тихо, господа, видать, в сон ударились. Я жду. К вечеру спускается Фёкла вниз, и спрашивает:
– Как погода? Когда наконец, этот разлив кончится? Нам ехать давно пора.
– Милушка моя, Фёкла, да разве ты отсель уехать хочешь?
Тут она как нахмурится, да глазами как сверкнёт, и ну на меня кричать: как ты смеешь, холоп, да так меня называть, какая я вам милушка, знай свое место, сверчок. И другие обидные слова. А я так себе кумекаю: это она любви сопротивление таким манером оказывает, и пуще к ней приставать начинаю:
– А чем я сверчок? Нет, я не сверчок, у меня отчим, извините, купец второй гильдии. Мы, сударыня, доход приличный имеем. Ежели что, и жениться не прочь.
Тут она смехом залилась. А мне до того обидно стало, что захотелось ей косу на кулак накрутить да голову эту гордую об столешницу, об столешницу. Еле удержался. Она ушла, а я приуныл. Думал, хорошая девушка, а вон какая строптивая, не уступит барыне своей. Правда, я толком её хозяйку-то не видал, она, когда они приехали, вся укутанная была, да наверху расположились, знай, еду готовь да прочие услуги оказывай. Жутко мне вдруг интересно стало, что за барыня. Как бы посмотреть на неё? А то не сегодня-завтра уедут ведь, как разлив на убыль пойдет.
Так грустно мне стало, что оставил я дела на Федьку, а сам пошёл в свою комнату и уговорил полштофа водки. Пил, не закусывал. А потом уснул. Проснулся ночью оттого, что дверь скрипнула. Сердце у меня отчего-то подскочило, а потом возрадовалось: пришла моя любушка ко мне, желанная. А сам глаза зажмурил покрепче. Потом открыл. Что такое? Не Фёкла это вовсе, не Фёкла, разрази меня! А женщина смотрит на меня влюблёнными глазами, и я смотрю, но сам весь в недоумении.
– Что, не рад, что пришла? – спрашивает она. Ба, да никак, это сама Фёклина хозяйка! Как же я влип-то? Стою, молчу, гляжу во все оба глаза. И верите, так она мне по сердцу, что взгляд отвести не могу.
– Возьмёшь меня за себя? – спрашивает она.
– А как? – еле выдавил. – Разве вы не замужем? Разве ты не барыня? Как так можно?
Тут она мне и рассказала правду. На самом деле Фёкла – не служанка, а актриска. Её один барин замуж звал, золотом обсыпал, а она сбежала от него заместо благодарности с новым полюбовником. А чтоб следы замести, они прикинулись роли играть – актриска стала служанкой. А барыня моя была и вовсе наёмной прислугой. Тут я сообразил, кто из приворотной плошки щи хлебал, а кто из тарелки с золотой каёмочкой. То есть я своими вот этими руками на нас обоих приворот сделал.
И скажу я вам, ни разу не пожалел, что так сложилось. Живём душа в душу вот уже восемь годов. Двое ребятишек у нас, вы их видели – крепкие да ладные ребята, не скажешь, что матушка их на один бок кривая, да лицом щербатая. Я её все равно люблю. Сам виноват, что бабке Крутилиной щербатый горшок да кривую кацавейку продал. А она и накрутила мне за это. Это я к тому, что имя для человека много значит. Я Дорожкин, а она Крутилина, стало быть, так оно и есть. Ну что, еще по стопочке, господин хороший?
