– Он постоянно собирается это сделать, – заметила Мэри, записывая на листке бумаги адрес убогого доходного дома, где поселился Чак. – Меня это не очень тревожит – он хронически болен, но я еще ни разу не видела его мертвым.
Старший цэрэушник смотрел на нее с неприкрытой враждебностью.
– Я слышал, вы разводитесь с господином Риттерсдорфом.
– Это правда. Если у вас больше нет вопросов. – Мэри улыбнулась ему быстрой профессиональной улыбкой. – Я могу продолжить сборы?
– Наше Управление заботится о своих сотрудниках, – сказал цэрэушник. – Если ваш муж покончит с собой, начнется расследование, которое определит степень вашей причастности. А ввиду того, что ваша профессия – семейный психолог, это может вызвать некоторое недоумение, не так ли?
После небольшой паузы Мэри ответила:
– Да. Полагаю, вы правы.
– Считайте это неофициальным предупреждением, госпожа Риттерсдорф, – сказал молодой. – Не торопитесь давить на мужа. Вы меня хорошо поняли? – Его глаза были холодны и бесцветны.
Мэри поежилась и кивнула.
– Если он появится здесь, – сказал старший, – то пусть позвонит нам. Он уже третий день отсутствует на работе, и нам бы очень хотелось поговорить с ним. – После этих слов, не попрощавшись, мужчины ушли.
Мэри вздохнула с облегчением и продолжила сборы.
«Я не позволю ЦРУ указывать мне, – сказала она себе. – Я буду вести себя с собственным мужем, как пожелаю, и делать все, что захочу. Они не защитят тебя, Риттерсдорф!» Она яростно продолжала запихивать вещи в чемодан.
«Ты еще пожалеешь о том, что натравил их. Так что готовься, мой сладкий».
Засмеявшись, она подумала:
«Бедный, напуганный осел. Решил, что неплохо бы подослать ко мне своих? Дрожи перед ними сам, я их не боюсь. Глупые, с заплывшими жиром мозгами легавые».
Продолжая собираться, она проигрывала в уме идею о том, что неплохо бы позвонить своему адвокату и рассказать ему о давлении, которое оказывает на нее ЦРУ.
«Нет, – решила она наконец, – не надо спешить. Подожду, пока дело о разводе не попадет к судье Бриззолару. Представлю это вторжение как улику: вот какая жизнь мне была уготована замужем за этим человеком. Постоянно под давлением людей из Управления. А я-то еще помогала ему найти работу».
Мэри радостно затолкала последний свитер в чемодан, с трудом закрыла крышку и быстрым движением пальцев защелкнула замок.
«Бедный, у тебя просто не останется шансов, когда я притащу тебя в суд. Не успеешь и глазом моргнуть, как вынесут приговор. Будешь платить до конца дней своих, и любая попытка увильнуть тебе дорого обойдется».
Она начала складывать платья в большой сундук со встроенными вешалками.
«Это обойдется тебе, мой сладкий, гораздо дороже, чем ты будешь в состоянии отдать».
Стоящая в дверях девушка нерешительно произнесла:
– Здравствуйте. Меня зовут Джоанна Триест. Смайл Раннинг Клам сказал, вы только что въехали.
Ее взгляд блуждал: она рассматривала комнату Чака.
– Вы еще не перевезли вещи? Давайте, я помогу вам. Я могу развесить занавески и протереть полки на кухне, если хотите.
– Спасибо. Но у меня все в порядке, – Чак был тронут тем, что липкая плесень прислала сюда эту девушку.
«Ей нет и двадцати», – решил он.
Каштановые волосы заплетены в толстую косу, лицо бледное, почти белое. Высокая шея. Фигура стройная, совсем девичья, подчеркнутая облегающими джинсами. На ногах – дешевые туфли. Насколько он мог судить, она не носила бюстгальтера, как того требовала мода, однако соски не выделялись, а просвечивали двумя темными кругами под белой хлопчатобумажной рубашкой. Девушка, видимо, не захотела (или не могла себе позволить?) сделать широко распространенную операцию поднятия груди. Наверное, она из небогатой семьи. Возможно, студентка.
