Похоже, это настоящий дерринджер, и обезьяна носит его в усыпанной блестками кобуре. Кстати сказать, зверюга мастерски меняет диски. Сразу видно, что у нее большой опыт и набитая рука. Двое здоровенных парней у стойки смотрят на обезьяну неприязненно и напряженно – совсем не так, как люди обычно смотрят на обезьяну за пультом диджея, что, по идее, должно быть забавно и служить неплохим развлечением для публики.
– А у нее есть разрешение на ношение огнестрельного оружия? – спрашиваю я, улыбаясь.
– Это, бля, обезьяна. За каким хером ей разрешение? – отвечает бармен таким тоном, которому явно не учат на курсах барменов. – А ты, вообще, кто такой?
– Я вообще-то к Бертранду.
– А он что, тебя ждет?
Я изо всех сил борюсь с искушением съязвить, а то и вовсе дать ему в рыло. Когда постишься, твой дух воспаряет, подобно канюку, но сам ты становишься нервным и раздражительным. С одним барменом я бы справился, как нечего делать, но эти двое громил у стойки… для меня они явно великоваты. Тем более что тому, кто стремится к святости, не пристало размахивать кулаками. Но я объясню, что меня так взбесило. Когда я работал торговым агентом, мне приходилось постоянно встречаться с людьми. И, сколько я себя помню, я всегда договаривался о встрече. И это правильно. Если ты хочешь, чтобы человек сделал тебе одолжение, нужно произвести на него самое благоприятное впечатление, и поэтому не стоит являться без предупреждения. И вот что странно: среди наших клиентов попадалось немало придурков с явно завышенным самомнением, но хуже всего были их секретарши.
Но сейчас не Бертранд делал мне одолжение. Сейчас я делал ему одолжение. У меня с собой столько всего интересного, что этого хватит, чтобы у всего клуба на несколько дней онемели десны.
– Да, он меня ждет, – говорю я, улыбаясь.
Всегда улыбайся.
* * *
Кабинет Бертранда располагается на втором этаже. Когда я вхожу, Бертранд разговаривает по телефону, и поскольку он там один, я вынимаю из сумки «кирпич» и показываю ему. Он машет мне, чтобы я заходил.
– Это очень простой вопрос, – говорит он в телефон. – Очень-очень простой вопрос. Что им мешало спросить у меня? Вот что им мешало спросить? Почему они не спросили меня? Почему? Неужели так сложно – спросить?! Они задают мне вопрос, я им отвечаю. Ведь это не сложно? Правда, не сложно? И почему же они не спросили меня?
Я стою у окна и смотрю на Майами. Вижу свет, вижу крыши домов. Я люблю этот город. Я смотрю на него уже десять минут, пока Бертранд продолжает орать в телефонную трубку, и хотя мне действительно нравится этот город, приходится усиленно делать вид, что мне просто страсть как интересно смотреть на Майами и что меня вовсе не напрягает стоять и ждать.
– Ладно, согласен. «Опиумный рай», он большой. То есть для нас с тобой – да, большой, но объективно он все-таки не самый большой. Просто он кажется больше из-за планировки. Но если взять «Минт», то по площади он больше, чем «Опиумный рай». Он не смотрится больше, но он действительно больше. Нет… нет, нет. Я не говорю, что «Минт» намного больше. Но все-таки больше. Нет, нет, нет. Ладно, возьмем, например, «Кробар». По размерам он точно такой же, как «Опиумный рай». Да, точно такой же. Если считать все лестницы…
Жестами я показываю Бертранду, что мне бы хотелось скорее отдать ему этот кирпич и идти по своим делам. Но Бертранд машет рукой, мол, подожди.
