Всё стало, как во сне. Мама не пережила горя и скончалась через две недели.
Великий понтифик, скорее всего, пожалел меня. В тот момент я могла просто не пережить унизительное следствие и тягостный осмотр.
Правда, сейчас, когда я пишу эти воспоминания, мне приходит в голову другая мысль. Скорее всего, Великий понтифик изначально был уверен в моей невиновности и желал как-то замять дело. Он лишь искал повод, но повод, как нарочно, всё никак не находился.
В конце концов, осмотр был назначен по настоянию коллегии жрецов, но провести его не успели. С Римом приключилась настоящая беда […].
[…] Марция и одиннадцать её подруг из самых знатных римских родов возносили благодарственные молитвы и приносили дары Юноне на поляне в Дубовой роще, но были похищены. Поползли слухи, что их похитили агенты Ларса, однако достоверной информации не было, и поэтому […].
[…]
[…] вдруг вспомнила […] хирург, который делал операцию моему отцу, был греком. Он вынул стрелу, которая пробила отцу позвоночник, и пытался что-то сделать, но тщетно. Отец скончался.
Единственное, что могло помочь мне, была стрела. Перед тем, как сломать её грек спросил меня, не хочу ли я взять её себе.
Я никогда не взяла бы вражескую стрелу, убившую моего отца, но вдруг я увидела, что она имеет красно-белое оперение, а на её древке старательно вырезаны слова «Так желает Лефам».
Я похолодела от ужаса. Точно такие же стрелы я видела у Марка.
[…] и не знала, что думать! Неужели Марк Гораций, замечательный юноша, человек, которого я любила так, как только может любить невинная девушка […]
Я не могла поверить в то, что мой Марк – подлый убийца, однако прибыл римский квестор, который вёл дело о дезертирах. В процессе допроса я узнала кое-какие подробности, которые ударили меня, кажется, так же, как стрела ударила в спину моего милого отца.
[…] мало того, что бежали с поля боя под ударами капенцев, они к тому же взбаламутили римский лагерь под Вейями. Дезертиры сообщили, что якобы всё римское войско разгромлено, капенцы всей массой двинулись на Рим, и беззащитный город теперь ничто не спасёт.
Римские солдаты едва не бросили осаду Вейев. Кажется, одно лишь мужество моего отца и некоторых других воинов спасло положение. Именно тогда мой отец был убит в спину.
Римский квестор забрал у меня стрелу, а чуть позже я узнала, что Марк Гораций Тремор арестован. Показания против него в суде дал Аппий Корнелий Амбидекстр. Оказывается, Аппий видел, как отец поскакал, чтобы остановить дезертиров, ринувшихся в Рим, а Марк скакал в некотором отдалении за его спиной.
Суду оказалось достаточно таких доказательств, поскольку главное доказательство – орудие убийства – свидетельствовало против Марка. Его приговорили к смертной казни.
Узнав страшную новость, я, не веря в трусость и подлость Марка, ринулась в лагерь под Вейями. Для того, чтобы добраться туда, мне надо было пройти Дубовую рощу, преодолеть вброд не только ручей Тибрунус, впадавший в Тибр, но также сам Тибр, который в том месте широк, но совсем неглубок.
Я миновала Дубовую рощу, вышла на берег Тибрунуса и к своему изумлению увидела на противоположном высоком скалистом берегу приземистый одинокий дуб, однако вовсе не он поразил меня. В стволе дуба торчала характерная длинная, размером почти с дротик, этрусская стрела, однако она была с красно-белым оперением. Обычное оперение этрусских стрел – чёрные и белые перья, поэтому необычная расцветка сразу бросилась в глаза.
