Клеменция попросила какую-нибудь одежду для своей ослепительной покупки. Пожав плечами, торговец сунул в руки Али, одному из телохранителей, бледно-голубую хламиду, впрочем, довольно чистую. Парень дотронулся до плеча плененного божества, словами и знаками объясняя, что эта женщина теперь его госпожа, она его купила и сейчас приказывает одеться. Только тогда их морское величество изволил оторвать взор от горизонта и повернуть царственную голову к новой хозяйке. Теперь выражение его глаз изменилось, но радости от этого было мало. В больших серых глазах плескалось море – нет, целый океан презрения. Он смотрел на Клеменцию как на гадкое насекомое, как на предателя, как на смерда, плебея, который вообще непонятно как осмелился попасться ему на глаза. А Клеменция думала, что рабы смотрят на своих хозяев… ну, несколько иначе. Ничего себе! Вот уж купила, так купила! Да делать нечего, и она стала пробираться к выходу, уводя за собой покупку и всё яснее понимая, что деньги, очевидно, вложены не так чтобы очень выгодно.
Теперь один телохранитель эскортировал Клеменцию, а другой крепко держал за руку её новое приобретение. Выбравшись с рынка, они, петляя кривыми улочками, сопровождаемые гнусавым пением муэдзина, чуть ли не бегом добрались до глиняного домика, где в последние дни жила Клеменция. Времени до отхода поезда оставалось мало, но её вещи уже были собраны, и телохранителям оставалось только взять чемоданы, что они и сделали, не доверив этого рабу. Неизвестно, правда, стал бы он их нести, или…
До вокзала дошли всего за десять минут, и на перроне, ожидая, пока подадут состав, Хасан, старший из телохранителей, имел беседу с Клеменцией. Еще на рынке он недоумевал, зачем ей понадобилось покупать раба, ведь она уезжает, а кто будет здесь за ним присматривать? Да и вернется ли она за ним? Клеменция объяснила Хасану, что берет раба с собой. С собой? На задание, да разве можно? Хасан разразился замечаниями, вернее, учтивыми ругательствами, напоминая, что едет ведь она не на приятный курорт, а в далекую непонятную Россию, а эта страна живет ни по азиатским законам, ни по европейским, её вообще понять невозможно, к тому же рабства там нет, и этот непокорный, этот недостойный там просто убежит, и плакали тогда её денежки и колечко.
Устав оправдываться, Клеменция с отчаянием поняла, что поток витиеватого восточного красноречия не иссякнет никогда, но Бог сжалился над ней, и состав наконец-то подали. Клеменция сделала рукой приглашающий жест, и морское божество с отрешенным видом вознесло себя в вагон. Хасан и Али внесли чемоданы, профессионально быстро и ловко обследовали купе, проверив надежность окна, двери, замков и защелок, заглянули даже в умывальный чуланчик, и после этого Хасан деловито доложил Клеменции, что всё в порядке, можно ехать спокойно.
– И что, ни одной бомбы? – не поверил она.
– Кха! – Хасан с досадой хлопнул себя по ляжке.
Вообще-то парни хорошо делали свое дело, и незачем ей было издеваться, но должна же она была отомстить ему за выговор на перроне!
Сдав госпожу на руки проводнику и объяснив, что второй человек – это раб, телохранители пожелали Клеменции удачи и счастливой дороги. В двери Хасан обернулся, подмигнул Клеменции и прошептал проводнику, чтобы он приглядывал за этим купе – как бы раб не вздумал бежать, предварительно убив госпожу. Ну и, как водится, незаметно сунул проводнику деньги. Тот так же незаметно и спокойно их принял, и, прижав руку к груди, поклонился.
