Изумлённая Варя молча вышла из комнаты, но быстро вернулась.
– Сравня-я-ли!!! Во, молодца, Курочкин! – кричал и радовался Виктор.
– Наверное, так и сделаем, – достаточно громко сказала Варя после того, как он накричался.
– Что сделаем? Не понял? – переспросил Виктор.
– Я в Париж поеду, а ты в Турцию. Отдохнём от друг друга.
Виктор резко поднялся и сел на диван.
– После свадьбы, типа?
Варя уже стояла под душем.
Офису на набережной Москвы-реки, в перестроенном и заново остеклённом здании старой фабрики, мог кто угодно позавидовать. Самое главное заключалось, конечно, не в современных и со вкусом обставленных помещениях, а в том, что там кипела работа, которую по степени накала страстей и бойцовскому духу можно было сравнить чуть ли не со сталинскими пятилетками. Каждый сотрудник надеялся на чудо карьерного роста или хотя бы на премию. И не беспочвенно. Импорт, розничная торговля первоклассной косметикой, выгодный реэкспорт, рекламные проекты, огромная бухгалтерия, отдел строительства, да чего там только не было.
К десяти тридцати каждый рабочий день ждали приезда шефа: все усаживались по местам и затихали перед компьютерами.
Андрей Михайлович Снегирёв устроил себе кабинет в самом дальнем месте от главного
входа, и когда он шёл через оупен-спейс к пульту управления своей вселенной, то по дороге успевал заметить всё и всех. Высокий, волосы с проседью, элегантный, всегда безупречен в выборе костюма и аксессуаров, изыскан в манерах и сказочно богат, – так думали все без
исключения. О его кабинете вообще ходили слухи, что там все картины подлинники, включая Гойю и Репина. Недаром на окнах были решётки, а дверь в кабинет бронированной. Говорили, что две китайские вазы на камине и одна огромная на полу раньше, якобы, принадлежали Юсуповым.
Снегирёв любил антиквариат, что и говорить, правда, прежде чем его полюбить и заняться этим делом на полную мощь своего художественно-коммерческого таланта, он прошёл довольно тернистый жизненный путь. Сначала был преподавателем биологии, кандидатом наук, а потом советским бизнесменом, то есть цеховиком. Производил полиэтиленовые пакеты с нетленным изображением Джоконды, певицы Мадонны и Майкла Джексона. Поднял денег, как говорили раньше в бизнес-кругах, до уважаемого уровня и даже сделал
это довольно быстро, но не избежал вездесущего советского правосудия – отсидел два года в Бутырке. Девяностые подарили ему свободу, билет в Израиль, а оттуда в Америку, где он
прожил несколько лет, переправил туда заработанные деньги, приобрёл связи, и там, в Нью-Йорке, выучился антикварному делу, благо материала по этому профилю в Штатах достаточно. В Америке встретил вторую жену, француженку Клодин, девушку из буржуазного семейства, которая познакомила его со своим приятелем, искавшим русского
партнёра для ювелирного бизнеса.
– Андрей Михайлович, сигнализация в бутике готова, и Женевьев едет на следующей неделе. Если вы пока никого не нашли на место продавщицы, у меня есть отличная кандидатура. Может, завтра на неё посмотрите? – тараторила Алла, офис-менеджер и правая рука шефа, маленькая, чуть выше дверной ручки, рыжая, нос с горбинкой и весь в веснушках. Снегирёв прилично ей платил за почти восемнадцатичасовой рабочий день, так что она позволяла себе брендовые платья, туфли и сумки пастельных тонов, – всё, что
работало на её имидж, максимально приближенный к женам успешных и очень богатых. Другое дело, что стать женой никак не получалось, но, в конце концов, ей не было ещё и тридцати. А нос можно переделать.
