Мама кривится от боли и плотно сжимает зубы, когда он приближает к ее лицу пластмассовую насадку небулайзера.
– Мам, не упрямься.
Но та снова качает головой в надежде, что таблетки помогут и сейчас.
– Елена Ануровна, – звучит за спиной голос Толи. – Скоро должны вырубить электричество из-за сильного ветра. Прошу вас, подышите, пока есть возможность.
– По радио передавали. – Мурат редко ей врет, но ветер на улице действительно штормовой, поселок вполне могут обесточить.
Мама послушно размыкает губы. Толя тут же нажимает на кнопку аппарата, и облако распыленного лекарства вместе с протяжным гудением проникает в ее рот.
Тучи наконец выдыхаются, и дождь слабеет. В доме стоит тишина и пахнет лечебными аромамаслами. Хвойных свечей осталось не так много, а жасминовых до кучи. Купить бы еще набор, думает Мурат, вытирает пот над верхней губой и идет проверять сестру. Лестница на чердак скрипит под ногами, влажные руки скользят по перилам. Силы давно покинули его, в теле еще есть какие-то крохи, но они едва теплятся.
«Терпи, терпи, терпи».
Мурат надеется увидеть Милану спящей, ведь время давно уже перевалило за полночь, но чердак, где он днюет и ночует, сейчас мрачен и пуст.
– Мила, ты где?
В ответ – гулкое тиканье дедушкиных часов на стене. Подушки сложены в стопку, с утра не тронуты, и одеяло без малейшего намека на вмятины. Сестра, видимо, вообще не ложилась. Он спешно поднимает край покрывала – под кроватью никого. Под рабочим столом, где Милана любит точить карандаши, тоже. Даже окно проверил, мало ли что, но ручка тугая, ребенок не откроет.
Мурат смотрит в угол. Там, рядом со старым мольбертом, стоит продолговатый шкафчик. Внутри хранятся подрамники с холстами, различные тканевые обрезки и старое масло.
– Мила? – Он садится на корточки и чуть приоткрывает дверцу. Щель черная, не видно ни зги. – Ты здесь?
Слышится шуршание. Тихонько, чтобы не спугнуть, Мурат полностью отворяет створку. Милана прячется в куче забытого барахла, уткнувшись лицом в острые коленки.
– Ты зачем сюда залезла?
Она не поворачивается на его голос, только сильнее обнимает ноги руками.
– Ну, ты чего? Грозы испугалась?
Милана громко шмыгает носом. Плачет.
– Не нужно бояться, дождь прошел. – Он аккуратно гладит ее растрепанные волосы. – Я дома. Все уже кончилось.
Плечи сестры дрожат, а пальцы на ногах поджимаются. Мурат приобнимает ее, чтобы вытащить, но Милана начинает пихаться локтями и скулить.
– Хочу к маме. – Ее голос тоненький и мокрый от слез.
– Мама заболела, – сипит Мурат, стараясь обуздать рвущийся наружу вопль. – Сегодня со мной поспишь. Хватит вредничать, вылезай.
В ответ снова удары локтями, пинки пятками и горькая истерика. Шкаф весь ходуном ходит, хлам валится наружу. Руки у Мурата от раздражения начинают хватать сильнее, дергать резче. Милана будто вросла в стенки, не поддается ни в какую, еще и кусается в придачу.
Он резко встает на ноги. Достало все. Ей в школу скоро, давно уже не маленькая, еще и упрашивать. Когда спина заболит, сама вылезет.
Внизу под тяжелым шагом стонет лестница. В проеме появляется светлая макушка Толика, затем и сам он, неуклюже разворачиваясь, залезает на чердак.
– Ты чего здесь? Я думал, ты уже домой ушел.
– Я с тобой переночую. – Толик опускается на подушки. – Родителям только что позвонил, предупредил. Ты же не против?
Мурат только за. Пусть ночует на кровати, Мурату не сложно поспать на полу. Друг, готовый вырубиться в любой момент, внезапно озирается по сторонам.
