Сердце самой Тааль уже готово было выпрыгнуть из груди. Дрожа, она ловила каждое слово Фиенни – несмотря на то, что тот стал напоминать одержимого. Все эти подробности, кажется, почему-то были жизненно важны для него, были необходимостью и верой. Что-то в самой Тааль трепетало, отзываясь на них.
Она очнулась, лишь когда солнечный жар снова опалил ей голову.
Потолок внутри Лабиринта почему-то был полупрозрачен и пропускал свет, но не губительный, как снаружи, а приглушённо-розоватый и тёплый. Как только Тааль оказалась на новых ступенях, увитых каменным плющом и лимонно-жёлтых, жар Пустыни вернулся и отрезвил её. Они прошли Лабиринт насквозь – и она почти не успела заметить, как.
– Посмотри туда, Тааль! – шепнул Фиенни, и его невесомое дыхание, подобно крыльям бабочки, коснулось щеки Тааль. – Посмотри в фонтан.
Перед жёлтыми ступенями действительно стоял огромный фонтан: круглая чаша и сложное сооружение в форме раковины, на сгибах которой приютились каменные и серебряные рыбки, морские коньки – а ещё создания, неизвестные Тааль даже понаслышке. Фонтан, естественно, молчал, был полуразрушен и сух; окружающие его скамьи под навесами из драконьей скорлупы много веков пустовали. Однако сама чаша…
Две полупрозрачных, бело-зеленоватых девушки с рыбьими хвостами испуганно воззрились на пришельцев из Лабиринта. Одна из них заплетала подруге длинные волосы, другая изнутри держалась за бортик фонтана. Их хвосты двигались в такт, повинуясь невидимым волнам. Спустившись, Тааль оказалась так близко к ним, что рассмотрела даже перепонки меж белых пальцев – и всё-таки очертания русалок мерцали, а лица походили на сгустки молочного тумана или перистые облака. Издав немой вскрик, вторая русалка обернулась к подруге, выхватила у неё призрачный гребень, – и обе они растворились в воздухе, будто ночные видения Тааль.
– А таковы нынешние обитатели Города, – с пронзительной, древней печалью произнёс Фиенни. Его румянец проступил ярче, тёмные волосы налились тяжестью; он даже словно стал чуть выше (хотя по-прежнему оставался не таким уж высоким – пониже человека из снов Тааль) и раздался в плечах. – Тени, призраки, недолговечные всполохи чьей-то памяти… Постепенно, год от года, они теряют воспоминания о земной жизни, и форму, и голос. Большая часть не помнит даже собственных имён. Оттого и Город стал Молчаливым, Тааль: с тех пор, как ничего не осталось от наследия тауриллиан. С тех пор, как последние люди ушли на восток, в Обетованное.
Люди, Обетованное… Грозовая синева в её снах. Что-то в Фиенни не давало Тааль покоя: ей казалось, что он обязательно должен быть связан с тем, другим. Но как бы спросить об этом, не рассказывая лишнего?..
– Но Вы… Вы совсем не такой, как те русалки. Почему? – (Они снова шли рядом, в ногу, и Фиенни долго молчал, рассеянно покусывая нижнюю губу. На поясе у него Тааль лишь сейчас заметила маленький, втиснутый в простую круглую раму кусочек стекла). – Потому что Вы тоже… волшебник? Вам удаётся поддерживать иллюзию?
Они обошли фонтан и вступили в ровные, обладающие собственным неспешным ритмом переплетения улиц. Проходя мимо изящного высокого здания, Фиенни грустно улыбнулся и покачал головой.
– Дело не в магии, Тааль. Очень далеко отсюда, в Обетованном, я правда был волшебником. Однако, боюсь, от моей магии уже мало что зависит… Здесь правила создают тауриллиан. Они и поместили меня в Молчаливый Город – хотя никто не ждал меня здесь, и я не должен был тут оказаться… Как и ты изначально, впрочем.
