– И тебе добра в каждом деле, Кетха, дочь Кольдара, – тускло откликнулся Котр. Кетхе показалось, что он не сразу вспомнил её имя. Ничего удивительного: в последние луны старик был так медлителен и погружён в себя… Большая, тёмная тягота томила его изнутри – в чём-то та же, что саму Кетху.
– Отчего ты так поздно работаешь? – нерешительно спросила Кетха. Старик выглядел одиноким и потерянным, ей хотелось обнять его. А ещё, конечно же, щипало женское любопытство: Котр успел встать так, чтобы закрыть от неё наковальню и то, что лежало на ней, – почти готовое.
– Отчего ты так рано не в родительском доме? – в тон ей прогудел Котр. В лукавом прищуре его глаз – карих и тёплых, как у Бадвагура, – Кетха узнала родное, давно знакомое выражение. – Девушкам не полагается бродить по городу в темноте.
– А кузнецам – будить соседей шумом.
Котр не ответил. Словно позабыв о присутствии Кетхи, он повернулся к наковальне и поднял с неё что-то длинное – необычайно длинное и громоздкое, учитывая его рост, невеликий даже по меркам агхов. По-молодецки крякнув, замахнулся (Кетха отшатнулась) и погрузил выкованное, всё ещё обжигающе горячее оружие в бадейку с водой, поджидавшую тут же. Раздалось сытое шипение, и над водой поплыли клубы пара. Кетха робко подступила поближе.
– Это меч, шохн Котр?.. Ты не успел выполнить заказ для кого-то из воинов? – Котр всё молчал, поэтому она осмелилась предположить другое: – Или, может, людские рыцари снова стали присылать заказы на оружие?..
А скорее всего, это меч для брата Бадвагура… Он давно служил в страже Гха’а и готовился, если верить слухам, пойти наёмником на поверхность, на людскую войну. Но только – тут Кетха совсем встала в ступор – меч всё-таки просто гигантский для него.
И, кроме того, почему Котр куёт его по ночам – так, будто это секрет?
Неужели?..
Котр распрямился и гордо поднял клинок над головой; блеск стали резанул Кетху по глазам, как грозовая молния. С восторженным ужасом она смотрела, как тонко и прочно лезвие лежит у кузнеца в руках, как стремительно оно сужается к концу, как упруго круглится позолоченное навершие… Котр тщательно выдавил ямку на рукояти, но пока она пустовала – дожидалась своего камня. Почему-то Кетха не сомневалась, что он будет красным: рубин или гранат, похожий на кровь.
– Это меч для меня, о девушка, – медленно проговорил Котр – дряхлый старик, который теперь выглядел совсем не по-старчески. – Длинный меч, как ковали раньше… Для меня или моего младшего сына, когда он вернётся. А ещё – для любого, кто захочет отстоять правду.
– Правду? – пробормотала Кетха. Она начинала понимать, но не верила своему счастью. – Так на самом деле ты не веришь в предательство Бадвагура? Не веришь в его преступление?..
– Я его отец, – с достоинством вождя сказал Котр, опуская меч. – Как я могу не верить в него? Как могу не желать его спасти? И как могу, – (тут карие глаза из тёплых стали ледяными – в Бадвагуре она никогда не видела такой ненависти), – смириться с тем, что творит твой брат и его сторонники?.. Нет, Кетха. – (Котр опять ссутулился, без всякого желания возвращаясь к обычному облику. Запоздалая искра, взметнувшись от наковальни, высветила двери кузницы у него за спиной). – Нет больше моих сил выносить позор, которому отдался наш народ. Страх волочет нас за собой, как козлят на убой.
Раньше Кетха не слышала, чтобы старый Котр говорил так долго (больше десятка слов за раз, подумать только!..), а самое главное – с такой горечью. Она прижала руки к груди, стараясь сдержать глупые, внезапно нахлынувшие слёзы; но перед глазами уже мерцала туманная пелена.
