Наверное.
Либо нужно как можно скорее прекратить идеализировать их, потому что ничем хорошим это не кончится.
То чувство ясной целостности, красоты и полёта, которое щекотало Альена днём, куда-то ушло, как только он закончил возводить импровизированную гробницу Бадвагура. Он снова ощущал себя добитым и, главное, вконец запутавшимся. Резчик был похож на маяк во время ночного шторма или на старый, неказистый дорожный указатель: столько-то до города, или до замка, или до нужного поворота. А теперь – сплошной клубок вместо ориентиров, что ему, как Повелителю Хаоса, должно (в теории) нравиться…
– Ну что, волшебник, ты закончил?
Тихий старческий голосок, доносившийся из мятных теней, показался Альену непривычно серьёзным. А впрочем, что толку гадать: он пока не научился различать, где начинается лукавство Сен-Ти-Йи, и вряд ли когда-нибудь научится.
– Звучит цинично, – ответил он, стискивая зубы от нового приступа ноющей боли в груди. Озлобленное желание мешало дышать: он жаждал, чтобы тауриллиан испытала то же, что испытал за эти дни он, потеряв Бадвагура. Да что там потеряв – подложив его под разделочный нож, будто поварёнок, помогающий мяснику…
– Всего лишь честно, – хрипло отозвалась Сен-Ти-Йи. Она по-прежнему не желала показываться, и в полутьме Альен видел только жидкие седые пряди на плечиках, обтянутых белой тканью. – Я не могу жалеть о твоём друге, потому что не знала его.
– Зато ты смогла забрать его жизнь.
– Он сам её отдал. От таких даров не отказываются. Некоторые вещи просто должны случиться, волшебник – независимо от того, считаешь ли ты их справедливыми или красивыми.
Не без досады Альен понял, что Бадвагур твердил ему почти то же самое. Признавать это совершенно не хотелось.
– Сколько мы ещё будем тянуть? Я слышал, как король говорил о большой битве в Дорелии. И не думаю, что победа досталась дорелийцам.
Пару секунд Сен-Ти-Йи молчала. С мимолётным злорадным удовольствием Альен отметил, что она удивлена.
– Всё-таки у тебя хорошие уши, Альен Тоури – или хорошие источники сведений… Битва правда случилась, и Альсунг победил. Но Дорелия далека от того, чтобы пасть. Я вообще не думаю, что это случится в ближайший десяток лет по вашему счёту… Можешь передать своему маленькому рабу, что он успеет обзавестись жёнушкой и детьми до этого момента.
Альен хмыкнул. Жёнушка и дети – это явно последнее, о чём сейчас способен думать Ривэн… Вернувшись с погребения, он провалился в беспокойный сон и теперь мял боками циновку, бормоча что-то о молотах, статуэтках и леди Синне.
– Ривэн мне друг, а не раб, – недовольно возразил Альен, хотя сам не очень-то верил в это. – И, как бы там ни было, времени у нас мало. Мы можем готовиться к отплытию?
– Торопишься совершить подвиг?.. Вызывает уважение, – на этот раз издёвка Сен-Ти-Йи колола откровенно. В воображении Альена за низенькой старушкой вновь начал проступать образ прекрасной женщины с рожками; это создавало неудобства.
– Я тороплюсь сделать то, что должен. Будь моя воля, сделал бы иначе, но масла боуги больше не осталось… Ты дала слово.
– Оно будет исполнено, волшебник, – порез на ладони Альена заныл, словно только что нанесённый. А потом он обнаружил, что держит чёрную розу – ту самую, из своего видения, с колючим стеблем и махрово-бархатными лепестками, похожими на тельце шмеля. – Приходи к морю этой ночью вместе со своим рабом-другом – если, конечно, не хочешь вразумить его и оставить в Обетованном… По-настоящему важная магия творится ночами, и этим мы не отличаемся от боуги.
