Держа клинок горизонтально перед собой, Адракс сделал полный поворот (Артем, Надежда и Калека догадались броситься на землю), и вокруг него образовалось кольцо из кровоточащего мяса, дергающихся конечностей, вывороченных внутренностей и разбрызганных мозгов. Удлинив клинок вдвое, чужеродец еще раз крутанулся на месте. Узкое, уже почти невидимое лезвие рассекало все подряд: куски черепашьих панцирей, верхушки холмов, живых и мертвых мрызлов.
Последнего из нападавших, уже догадавшегося о своей участи, но не смирившегося с ней, Адракс убивал долго, с палаческим вдохновением, постепенно кроша, как кочан капусты. Убедившись, что с мрызлами покончено, он повернул гарду влево-вправо, и клинок сразу принял прежний вид.
Тяжелый запах крови мутил душу, вокруг истошно визжали умирающие мрызлы, багровые ручьи собирались в лужи, пластами оседал туман, словно стараясь скрыть от человеческих глаз это побоище.
– Обошелся ты с ними жестоко, – пробормотал потрясенный Артем. – Может, сначала стоило только пугнуть?
– Мои сородичи максары используют подобные клинки для смертного боя, а не для запугивания всяких тварей, – гордо заявил Адракс.
– Страшное у вас оружие…
– Самое страшное оружие максаров – это они сами… Впрочем, и клинки немало значат. Помнишь, я говорил тебе о сигнале, который обязательно дойдет до моего самого страшного врага?
– Помню.
– Так вот, этот сигнал уже подан…
Казалось, кровавая баня, которую Адракс устроил мрызлам, привела в действие некий неведомый механизм, управляющий в этом краю сменой дня и ночи, а заодно погодой. Промозглый ветер превратился в ледяной вихрь, туман изморозью осел на землю, и на Страну Черепах пала непроглядная тьма.
Если бы вокруг не валялись в изобилии еще теплые тела мрызлов, наступившая ночь могла стать последней в жизни четырех путников. Даже на морозе эти огромные туши должны были остывать много часов. Отыскав наименее искромсанного, но, безусловно, мертвого мрызла, люди прижались к его брюху, в котором время от времени что-то булькало. Перспектива замерзнуть оказалась сильнее отвращения.
Какие-то пятна мутно светились в небе, надрывно выл ветер, а в темноте, постепенно затихая, визжали издыхающие мрызлы. Скоро почти все они умолкли, и лишь один продолжал тонко и жалобно стонать на одной ноте.
Артем уже собрался было попросить Адракса добить умирающую тварь (что ни говори, а все же живое существо), но его язык почему-то онемел, словно налившись свинцом. Никогда раньше Артему не приходилось ощущать такой тяжелой, прямо-таки убийственной усталости. Он полулежал, одним плечом касаясь Надежды, а другим Калеки, и не мог даже пошевелить пальцем. Спутники его уже крепко спали. Неутомимый Адракс и тот, кажется, смежил глаза.
Наступит ли когда-нибудь утро, тупо думал Артем, из последних сил стараясь побороть изнеможение. Или ночь будет такой же нескончаемой, как и день? Тогда мы все просто окоченеем, не дождавшись рассвета. Господи, да что это со мной такое? Как будто дурманом опоили. Ни рук, ни ног не чувствую…
Однако утро наступило в свой черед, и Артем проснулся с первым светом студеной зари – проснулся, словно очнувшись от болезненного забытья. Одного-единственного взгляда было достаточно, чтобы понять – в Стране Черепах наступила зима. Лужи замерзли, земля покрылась инеем, ветер уносил последние остатки тумана, и широко открывающийся вокруг мертвый пейзаж не вселял никаких надежд на спасение.
