– Как голова? Тошнота есть?
– Только когда вижу физиономию брата, – пробормотал я, но никто не засмеялся.
– Правое ухо? – спросил врач, и я напрягся.
Глухая тишина.
Я сглотнул, пробуя что-то уловить.
– Ничего.
Сальваторе задержал взгляд на мне, затем медленно выдохнул.
– Ты действительно больше не слышишь правым ухом.
Эти слова почему-то прозвучали окончательно.
– Совсем?
– Доктор говорит, что да.
Я отвернулся, уставившись в потолок.
Ну и прекрасно.
Как будто мне было мало проблем.
– Рёбра срастутся, – продолжил брат. – Но правое колено…
Я напрягся.
– Что с ним?
Доктор заговорил первым:
– Сухожилия задеты, и из-за этого могут быть периодические боли. Если пройдёте курс реабилитации, станет легче, но, возможно, время от времени колено будет беспокоить.
Я закрыл глаза.
Проклятье.
– Ты хоть понимаешь, в каком состоянии тебя вытащили? – голос Сальваторе стал резче.
– Зато живым, верно?
Он покачал головой, скрестив руки на груди.
– Ты едва не сдох.
– Но не сдох же.
Камилла устало выдохнула:
– Ты такой идиот.
Я усмехнулся.
– Но ты всё равно меня любишь, мелкая.
Она покачала головой, но уголки её губ дёрнулись.
Сальваторе провёл рукой по лицу, затем посмотрел на меня.
– Тебе нужно восстановиться. Никакого геройства.
– Понял, босс.
– Я серьёзно, Америго.
Я молчал, глядя в потолок.
Глухое ухо. Колено, которое теперь будет напоминать о себе.
Слабость в теле раздражала. Черт, я был в полном дерьме.
Сальваторе стоял рядом, наблюдая за мной с привычным хмурым выражением лица.
– Ты вообще слышал, что я сказал? – наконец пробормотал он.
Я перевёл взгляд на него.
– Что-то про восстановление и никакого геройства?
– Да.
– Звучит скучно.
Камилла тяжело выдохнула:
– Америго, если ты сейчас скажешь что-то идиотское, я ударю тебя подушкой.
Я лениво усмехнулся.
– А можно в левое ухо? Только в левое, Камилла, потому что правое уже выбыло из игры.
Она закатила глаза, но я заметил, как в них мелькнуло беспокойство.
Сальваторе потер переносицу, будто от меня у него начиналась мигрень.
– Доктор сказал, что, если ты будешь соблюдать рекомендации, слух в левом ухе может стать острее, компенсируя потерю. А с коленом – если займёшься реабилитацией, сможешь нормально двигаться.
– Нормально – это как?
– Без хромоты и костылей, если повезёт.
Я сжал челюсти.
– Звучит обнадёживающе.
Камилла склонила голову.
– Ты вообще понимаешь, насколько тебе повезло, что ты сейчас тут?
Я повернул голову к ней.
– Я всегда везучий, мелкая.
Она закатила глаза, но я видел, что она беспокоится.
– Тебе нужно время. Организм ослаблен, травмы серьёзные. Придётся ходить к физиотерапевту, следить за нагрузками…
– Спать по расписанию и пить витаминки? – я приподнял брови.
Камилла хлопнула меня ладонью по плечу.
– Я серьёзно!
Сальваторе сел на край кровати, скрестив руки на груди.
– У тебя два варианта, брат. Первый – ты забиваешь на восстановление, становишься калекой и больше не можешь делать то, что делал раньше. Второй – ты слушаешь врачей, приводишь себя в норму и остаёшься тем психом, которого все знают.
Я вздохнул.
– Ну, когда ты так ставишь вопрос…
– Когда я так ставлю вопрос, у тебя просто нет выбора.
Я покачал головой, прикрыв глаза.
– Ладно. Лечиться так лечиться.
Камилла улыбнулась, её глаза смягчились.
– Вот и умница.
– Теперь я умница? Минуту назад ты грозилась ударить меня подушкой.
– Я всё ещё могу.
Я хмыкнул.
Сальваторе поднялся.
– Отдыхай. Завтра я поговорю с врачами насчёт курса реабилитации.
