К гостям Агаты он подходил избирательно: одних ненавидел, других любил, к третьим относился равнодушно, как к шкафу. К некоторым парням он ревновал Агату и не давал им заниматься любовью, с рычанием вспрыгивая на диван и впиваясь когтями в ягодицы парня, к другим абсолютно не ревновал. Критерии, по которым Секс испытывал свои симпатии или антипатии к разным людям, Агата так и не смогла определить.
Когда Секс вышел из ванной, он сначала, не обратив на меня абсолютно никакого внимания, потерся о ноги Агаты, громко мурлыча, и ходя сложными кругами, потом прыгнул на кресло и стал не мигая созерцать огоньки свечей. Мне даже показалось обидным, что он полностью проигнорировал меня.
Агата принесла из кухни полбутылки коньяка, две пузатых рюмки, ложечки и половину торта на пластиковой подложке. Сверху белого крема лежали зеленые пластинки киви и оранжевые дольки мандаринов.
– А может, ты есть хочешь? – спросила Агата, разливая по рюмкам коньяк.
– Нет. А ты? – ответил я.
– Я торт хочу.
С этими словами Агата взяла ложечку и принялась за торт. Я сделал то же самое. Крем у торта был легкий, воздушный и таял во рту. После торта коньяк показался необычайно терпким. Мы сидели в углу дивана. Столик нам пришлось придвинуть так, чтобы было удобно. От горящих свечей исходили мягкий свет и тепло.
Вскоре мне стало жарковато, и я попросил у Агаты разрешения снять кофту. «Да снимай хоть всё», – сказала Агата. Я снял джемпер и положил его рядом на диван. Под джемпером у меня была простая хлопчатобумажная полинявшая футболка. Агата сняла свою черную кофточку с серебристым черепом и костями на животе и осталась в зелёной маечке на тонких бретелях. Плечи её и руки, гладкие и бархатистые, засияли в свете свечей телесно-золотистым светом. Стальные ромбики на черном ошейнике тускло мерцали. Груди Агаты под маечкой свободно дышали и слегка колыхались, когда она делала круговое движение корпусом. Она была без бюстгальтера. На глаз я определил примерный размер и форму её груди – то, что можно было разглядеть сквозь атласную ткань маечки – не слишком большие, но и не маленькие груди её слегка расходились в стороны и немого клонились вниз под собственной тяжестью. Пуговки сосков выделялись сквозь ткань. Мне захотелось потрогать волосы Агаты – сильно меня удивляла её беспорядочная прическа, похожая на воронье гнездо.
– У тебя прическа такая странная. Можно потрогать? – попросил я.
– Потрогай, – с улыбкой сказала Агата и наклонила ко мне голову. Ошейник на её шее еле слышно скрипнул. Даже оставшись в одной маечке на голое тело Агата, благодаря этому ошейнику, не выглядела раздетой. Между нижним краем маечки и поясом кожаных брюк оставался небольшой промежуток. Я понял, что кожа её брюк очень мягкая и качественная, она удобно натягивалась, облегая бедра Агаты.
Я протянул руку. Вопреки всем ожиданиям, волосы не оказались жесткими – они были мягкими, гладкими и слегка упругими.
– Я думал, они… лаком закреплены.
– Это мусс такой, специальный, укладочный, – пояснила Агата и в свою очередь прикоснулась к моей голове; слегка поводила пальчиками по коротким волосам и вынесла вердикт:
– Прикольно.
Внезапно я почувствовал сильный прилив блаженства во всем теле. Видимо, коньяк догнал меня. Глаза мои на секунду осоловели, но я взял их под контроль, поскольку Агата была трезвее меня и хотела еще о чем-то побеседовать. Она тоже чувствовала себя очень хорошо, ощущала счастье бытия всем телом, но глаза её оставались ясными, хотя и смеялись беспрестанно.
