Люк едва не дрожал от радостного возбуждения. Впрочем, зная, как тяжело давалось Лизетте расставание с Англией, он старался не подать виду, хотя втайне лелеял надежду, что остров Тасмания напомнит ему родной Люберон.
Они с Лизеттой стали «десятифунтовыми переселенцами», отправлявшимися в Австралию по государственной субсидии. Пассажиров второго класса обслуживали в основном выходцы из Азии. Гарри быстро завоевал любовь и членов экипажа, и пассажиров. Шестинедельное путешествие обещало стать захватывающим приключением.
– Ох, это похоже на главу из учебника географии, – воскликнула Лизетта, перечитывая список портовых стоянок судна. – Египет! Надо же!
Они занимали двухместную каюту на палубе «Е». Гарри делил спальное место с матерью, но Лизетта не возражала: сын всегда спал с ней, когда Люк отправлялся на двухмесячную вахту. Каждый день они гуляли по широкой палубе, наслаждаясь свежим ветром, пока корабль пересекал водные пространства с экзотическими названиями: море Альборан, Балеарское море.
На стоянке в Марселе Люк одним из первых радостно сошел на берег, поторапливая Лизетту. Он почти бежал, толкая прогулочную коляску Гарри, чтобы как можно дольше побыть на земле Прованса, в последний раз испытать близость к родному Сеньону. В Марселе дул мистраль – необычное явление для декабря.
– Это знак, – со смехом произнес Люк. – Прованс меня приветствует.
– Ты же не сбежишь от нас в горы? – шутливо спросила Лизетта. Впрочем, и ей хотелось почувствовать под ногами твердую землю вместо качающейся палубы.
– Нет, не сбегу. Во всяком случае, не сейчас, – улыбнулся он.
Резкие порывы ветра проносились над городом, разгоняя стаи чаек, кружащих над портовыми рынками. На холме высился собор Нотр-дам-де-ла-Гард.
Лизетта улыбнулась, разделяя восторг мужа. Радостное настроение исчезло при виде руин древнего порта, взорванного нацистами во время оккупации. Люк поспешно согнал с лица хмурое выражение: ничто не могло испортить удовольствие от посещения города, куда он в детстве часто наведывался с приемными родителями.
– А знаешь, аббатство построили еще в пятом веке! – пояснил он.
– Ах, вот чем ты развлекал своих французских подружек – историческими экскурсами? – осведомилась Лизетта.
– Разве тебе не интересно?
– Древность привлекает меня меньше, чем будущее, – ответила она, стараясь не вспоминать, что в 1943 году немецкие оккупанты вывезли из Марселя в Дранси две тысячи евреев, а потом отправили их на восток, в концентрационные лагеря.
– Тогда давай пройдем по магазинам, я куплю тебе знаменитое марсельское мыло, лучшее в мире.
– А мама его очень любила. Оно на оливковом масле.
– Да, – кивнул Люк. – И обязательно с морской солью. А Гарри мы купим мороженое.
– Потому что, как всем известно, марсельское мороженое – тоже лучшее в мире, – улыбнулась Лизетта.
Люк втянул в себя воздух, наслаждаясь легким ароматом эвкалипта. Запах немного напоминал камфорные нотки некоторых сортов лаванды, однако смола австралийских эвкалиптов пахла камфорой гораздо сильнее, чем французская горная лаванда. Если искать сравнения в царстве зверей, то нежный аромат лаванды был мурлыканьем котенка, а запах эвкалипта – грозным рычанием льва. Люку очень нравился и сам запах, и чистота свежего австралийского воздуха.
Пассажиры «Мултана» сошли на берег. Люк с Лизеттой взяли такси. Во время поездки Люк заметил пышно цветущие розы, совсем как в Англии. Еще одно дерево в цвету он узнал сразу же – и по запаху, и по странным желтым соцветиям: мимоза, которую в девятнадцатом веке завезли в Прованс отсюда, из Австралии. Деревья, покрытые гроздьями сиреневых цветов, были незнакомы Люку, но привлекли его внимание разнообразием оттенков лилового, напоминая о лаванде. Жакаранда… экзотическое название. Люк пообещал себе, что обязательно посадит такое дерево рядом с их новым домом.
