Читать онлайн Эльвира Еникеева - Клятва Гиппо Кратоса
Моим маме и папе,
Номеру 19 с благодарностью за все,
COME into the garden, Maud,
For the black bat, Night, has flown,
Come into the garden, Maud,
I am here at the gate alone.
AlfredLordTennyson «Maud»1
Глава первая: Разговор в кабаке
В доме пианиста
Дом наполняла музыка.
Узловатые длинные пальцы касались клавиш фортепиано – белых и черных, как полосы жизни, и чарующие звуки разносились по этажам, выливались из распахнутых окон в пахнущий розами сад.
– Как прекрасно, Лукас, – прошептала волчица в белом платье. – Мне сразу вспоминается наше знакомство… Ты играл как раз этот отрывок из сонаты. А через год мы поженились! Ты же помнишь?
Худощавый волк с красной ниткой на запястье улыбнулся ей.
Их дочь, непоседливый волчонок со всклоченной на затылке шерсткой, сидела в креслице в уголке зала. Фортепиано она терпеть не могла. Но когда твой папа – знаменитый пианист-виртуоз, который играть научился раньше, чем говорить – ничего не попишешь. Бекке придется тоже стать пианисткой.
В зал влетела горничная – пухленькая, круглая, как шарик, шиншилла в сером платьице.
– Сэр, к вам опять явился сэр Фараон.
Улыбки сошли с мордочек супругов. Волк встревожившись, резко встал, кинул на жену тревожный взгляд и молча вышел, жена торопливо покинула зал следом. Шиншилла поспешила за ними. Бекка осталась одна.
Она слышала разговоры взрослых о том, что шакал по фамилии Фараон – сильный черный колдун, сказочно богатый и кровожадный. По словам страших ему нужно , чтобы искусный мастер исполнил некое заклинание. Заклинание древнее и записанное не словами, а нотами, которое повлечет за собой много смертей… Его надлежало исполнить великому пианисту, и за это Фараон обещал озолотить его. Но для Беккиного отца казалось дикостью взять в лапы золото, испачканное чужой кровью. И он отказал.
Фараон, однако, не отступал, предлагал один раз, приказывал второй… И вот, наступил третий.
Дом окутала непривычная тишина. Минут десять Бекка сидела в зале, а потом решила сходить в папин кабинет, чтобы послушать, о чем там говорят. Но дверь оказалась плотно закрыта, и оттуда доносилось лишь что-то тихое и невнятное. Бекка постояла там, пытаясь хотя бы уловить тон сказанного. Папа возмущен и чуть-чуть напуган. Мама тоже боится. А Фараон не говорит, а шипит. Но в его шипении слышна явная угроза.
– Что вы делаете, мисс?!
Бекка обернулась на гувернантку – престарелую сухонькую крысу.
– Я лишь…
– Идите к себе! Живо!
Разочарованная Бекка ушла в свою комнату.
Она часа два сидела, пытаясь занять себя то куклами, то рисованием, а после еще часик читала толстую книжку со сказками. Тут были и такие же, как Фараон, злодеи, и храбрые герои, которые их побеждали, и прекрасные принцессы… Папа и ее называет Принцессой. Но мама говорит, что у принцесс безупречные манеры, они знают языки и играют на изысканных инструментах.
За окном начинало темнеть. Голубое небо затянули серые тучи, словно нарисованные грязной водой от акварели.
Бекка взяла плюшевого медведя, уселась на кровать и доверительно зашептала:
– Папочке опять угрожает злой волшебник! Но папа хороший. Поэтому волшебник бессилен! Когда помыслы твои чисты, а поступки правильны, тебя не берет никакая магия! А у папы…
Тишину разрезал вопль.
Бекка прижала медвежонка к груди и пулей вылетела из комнаты.
Дверь в кабинет оказалась раскрыта нараспашку. В дверном проеме стоял папа. Со всклоченной шерстью, безумными налитыми кровью глазами и… Бекка побледнела.
Шерсть у отца на затылке вздыбилась. Он держал в лапе нож для бумаги и скалил острые зубы.
За спиной папы, в кабинете, лежала на полу мама. По белому шелку платья расплывалось алое пятно.
Фараон , высокий шакал с рябой шерсткой и в черном костюме, ухмыляясь, теребил в лапах дорогой мундштук.
– А теперь, мой милый Лукас, – прошелестел он, обращаясь к Беккиному отцу. – Убей и девочку тоже.
На миг в глазах волка мелькнули проблески прежнего сознания.
– Н… Нет. М-моя… При… Принце…
– Возьми пистолет, Лукас, – приказал шакал, кивая на блестящий черный с позолотой пистолет, висящий на стене. Лукас не умел стрелять. Этот пистолет ему подарил кто-то, и с той поры он просто украшал кабинет.
Сегодня его функция должна измениться.
Отец, стиснув зубы, снял пистолет со стены и двинулся к Бекке. Волчонок застыла, не веря собственным глазам.
Лукас сжал оружие, но не выстрелил, а с размаху впечатал кулак Бекке в мордочку. Она упала. Еще удар – из носа пошла кровь. Еще – кровь обожгла горло. В глазах на секунду потемнело.
Лапа отца снова занеслась. Что-то заставило Бекку вскочить.
Бекка понеслась в сад, наполненный ароматами едва раскрывшихся ночных цветов. К ним прибавлялся запах приближающегося дождя и приближающейся беды.
Открытые ворота заднего двора – и сад позади… Вокруг только зелень, зелень, зелень… Шуршание листвы, вязкая влажная земля… Это конец…
Бекка не чувствовала челюсти. Мордочка горела. Глаза застилали слезы. Кровь уже намочила платье. Бежать было тяжело, она даже не видела толком, куда бежит. Зато ясно слышала позади топот отца. Лукас не торопился, словно желая дочери дать хоть какой-то шанс, но… Разве он мог думать сам?
Бекка споткнулась. Упала. Обочина дороги… Приближающиеся шаги отца. Удар. Удар.
Боль. Боль всюду. В ушах стучит…
Звук выстрела.
Волк рухнул наземь рядом с дочерью. Лукас выстрелил не в нее.
А потом все закончилось. Стало темно и тихо. Боль ушла. Все ушло.
***
– …Вам доводилось бывать в нашем городе прежде? Наш Механиксвилль – лучший городок в Вулфджинии.
– Вам доводилось слышать истории о привидениях, что живут в заброшенных домах?
– Вам доводилось проезжать по Стадли-Роуд поздней ночью, когда луны не видно за серыми тучами? Дорога тоже серая. И деревья по обеим сторонам – серые.
– Вам доводилось видеть там светящуюся в темноте фигурку маленькой девочки, волчонка? У нее вся одежда в крови. И мордочка тоже – челюсть выбита… Она не может говорить из-за этого. Только тихо скулить и выть. Уже от этого кровь стынет в жилах…
– Нельзя останавливаться, чтобы ей помочь. Иначе вы уже просто не тронетесь в путь…
– А вам доводилось…
– Бред! Ее в тех местах не видят с давней дождливой субботы. Тогда ей помогли. По другую сторону дороги брела черная лисица в белом саване. Она тоже светилась. О ее внешности не скажешь ничего… Но можно кричать. Это уже красноречиво. Она одним прыжком оказалась рядом с волчонком. Молча взяла за лапку и увела прочь…
– Где вы слышали такое?
– Тише! Дайте теперь я расскажу! Моя история гораздо интереснее, потому что произошла давно. О прошлом всегда веселей рассуждать…
Выдра Элиза
– Иди сюда, Лиза… Ну, давай, скорее! Идем, что ж ты такая медленная?
– Иду, иду! Подожди, постой, я не поспеваю за тобой…
Молодой стройный лис в плаще протянул Лизе лапу и помог перемахнуть через сваленное грозой дерево. Юная выдра весело хихикнула, оглядывая подернутые туманом сумерки.
– Милый, куда мы убежим?
– Далеко отсюда, – таинственно улыбнулся тот. – Туда, где меж нами не встанут ни твой отец, ни соседи.
Лиза зарделась и смущенно поводила по земле блестящим хвостом. Ее спутник вздрогнул от какого-то шороха и повел ее через бурелом быстрее.
– Скорей! Кажется, за нами погоня…
– Что? – испугалась Лиза. – Не хочу возвращаться!
– И не вернешься! – заверил он.
Выдра и лис сошли с тропы, и дорога стала еще тяжелей. Подол зеленого платья Лизы порвался, нежные лапки исцарапали острые ветви – но какая разница? Она была с любимым. Их ждала целая жизнь – прекрасная, счастливая, полная радости!
– Лиза! Не хочешь попрощаться со своими розами?
Выдра непонимающе поморгала.
– А что… Я их не увижу больше?
– Нет. Если хочешь, можешь остаться, конечно…
– Нет-нет, – вздохнула Лиза. – Раз уж мы решили… Я попрощаюсь, дорогой.
Они подошли к реке, которая вела уже к большому озеру. Вдоль берега росли кроваво-красные розы – ее самая большая любовь после любви к жениху. Это цветы выслушивали ее жалобы на малодушного пугливого отца, потерявшего Лизину мать. Это цветы так похожи были на нее красотой – такой же нежной, но острой, точно пика.
– Прощайте, мои милые… Я надеюсь, вы не забудете меня! Я бы осталась, но моя любовь…
– А ты и останешься, – шепнул лис. Лиза нахмурилась.
– Ч-что?
– Красота… должна умереть.
Тяжелый камень ударил ее по макушке. Перед глазами потемнело – и выдра рухнула в воду. По спокойному стеклу озера поплыли красные круги. Лис повернул ее мордой к себе, вложил в зубы Лизы красный цветок и тихо исчез в тумане.
***
– Как звали ту красавицу?
– Какую, голубушка?
Две кумушки-ондатры в опрятных передничках важно шефствовали по берегу реки и дальше, к озеру. Они несли в лапках корзинки с корешками – как раз возвращались с рынка в свои хатки, где ждали детки.
– Да эту…
– Ну?
– Дочку… м-м… Слушай, ну не помню. Выдра, красоточка такая… Еще в зеленом платьице ходила, такая красавица…
– Ах, Арабелла?
– Да нет же, не бобриха, говорю – выдра! Радость наша вечная! Улыбчивая, приветливая, трудолюбивая…
– Ах, та, к которой вся деревня сваталась? Имя-то и не вспомнить… Вроде убежала она куда-то с тем разбойником-лисом… Рыжим…
– Я вот помню, что он был черный!
– Нет, рыжий… Ушки-то рыжие!
– Но нос и щеки, помнится, черные…
– Не все ли равно? Влюбилась, дурочка… А все из-за отца! Не воспитал девчонку по-божески, избаловал вконец… Ну, сам и поплатился. Уж сколько?..
– Два года, как помер, голубушка, два года…
Обе они были абсолютно точно уверены, что уж кто-кто, а они воспитывают деток наилучшим способом.
– Так что спрашиваешь-то? – спросила ондатра в желтом платочке. Ее подружка вздрогнула.
– Да просто… Что-то на ум пришла ее история. Надо бы рассказать дочкам в нравоучительных целях.
– Да, голубушка, да, расскажи. Молодежи не повредит знать, как плохо сбегать со всякими сомнительными личностями!
Ондатра неожиданно остановилась и прищурила подслеповатые глаза.
– Голубушка, а что это вон там?
– Где? – тоже сощурилась ее подружка. Увы, ондатры не могут похвастаться хорошим зрением. Они заприметили в воде какое-то зеленое пятно – причем явно не осоку или водоросль. Что же это?
– Кажется, выдра… – пробормотала ондатра в платочке. – Мелисса, голубушка, это вы? Вам идет зеленый цвет, солнце мое, но подплывите поближе! Мы угостим вас пудингом.
Пятно не шевелилось. Это, действительно, была выдра, но с чересчур светлым мехом и как будто светящаяся изнутри.
– Это, должно быть, Мария! Подшутить вздумала… Мария, дорогуша, невежливо не отвечать на приветствия! Ах, несносная девчонка! Вот скажем мы твоему папе, и…
Выдра подплыла к ним и встала в полный рост – до ондатр дошло, наконец, что перед ними не маленькая дочурка господина Гладкошерста.
– У нее, верно, сел голос, вот и не отвечает, – заявила ондатра без платочка. – Вода нынче холодная.
Ондатра в платочке подошла к выдре вплотную, обнюхала и покачала головой – надо сказать, обонянием их род тоже не блистал. Они в основном полагались на слух, а дама в зеленом молчала.
Наконец, одна из подружек подняла голову совсем высоко, привстала на цыпочки и разглядела-таки мордочку выдры.
Вот тут-то она и вспомнила забытое имя.
– Элиза Дэ-э-э-эй! – заверещала она, бросая корзинку и убегая подальше вместе с менее расторопной подружкой.
– Мама моя ондатра, призрак!
Не прошло и суток, как о призраке выдры стало известно всем. Но почему-то имя ее как-то затерялось в звериной памяти, и ее стали звать Дикой Розой из-за красных цветов у озера. Дикой Розой пугали непослушных малышей. К озеру и к впадающей к нему реке предпочитали больше не ходить – безопаснее брать воду с дальнего пруда. А то мало ли, что у этой утопленницы на уме… Никто ведь даже не знал, что Элиза вообще умерла – думали, сбежала с рыжим хитрецом, оставив отца на произвол судьбы.