– Позаботься о нем от моего имени, – сказал он, – и дай мне знать в ближайшее время, как он себя чувствует. Да поможет ему Бог!
Затем он последовал за носилками к воротам виллы; это было похоже на похоронную процессию. Фонтана трижды перекрестился.
– Только бы это не было дурным предзнаменованием, – кардинал тихо сказал Сангаллетто.
Когда по дороге домой карета снова проезжала мимо Палаццо Колонна, Монтальто снова вспомнил свое прошлое. За дворцом, у подножия Квиринала, находились церковь и монастырь Двенадцати Святых Апостолов (Санти-Апостоли): именно здесь началась его блестящая карьера и именно сюда он вернулся после славных лет скитаний. В то время он также завязал доверительные отношения с Колонна, которые продолжаются до сих пор.
– Как все-таки быстро пролетают годы, – сказал Монтальто своему управляющему, сидящему напротив него на переднем сиденье. – Прошло уже тридцать лет с тех пор, как я переехал туда. Тогда я был молодым проповедником на время поста, но уже успел наделать много шума в столице христианства. Шума было очень много, потому что моими слушателями были не простые набожные прихожане, а критики и завистники, даже кардиналы и иностранные послы. Но тогда я был еще молод и дерзок и не щадил даже величайших правителей Европы. Высокородный кардинал Карпи был моим покровителем. Он уже покровительствовал мне несколько лет, когда я одержал верх в споре с языкастым калабрезе. Это было время, когда Церковь очнулась от своего неоязыческого сна и начала давать отпор еретикам. Пламенный Игнац Лойола и кроткий Филиппо Нери, эти святые мужи, кардиналы Караффа и Гислиери, впоследствии взошедшие на престол Петра, почтили меня своей дружбой и часто навещали меня, бедного монаха, в моей монастырской келье…. Я никогда не забуду первый визит Гислиери. Во время одной из моих проповедей недоброжелатель положил на кафедру запечатанное письмо. Когда я закончил свою проповедь, я распечатал его. Это был список всех моих главных постулатов, и на каждом из них крупными буквами было написано: «Ты лжешь». Я испугался и отправил письмо в Святую Инквизицию. Вскоре в моей келье появился Великий Инквизитор Гислиери. Его глубоко посаженные глаза под суровыми бровями, резко очерченные черты лица напугали меня. Началось безжалостное испытание. Но чем больше он спрашивал меня, тем мягче становилось выражение его лица, и на его губах мелькнула улыбка. Наконец, он обнял меня в слезах. С тех пор он стал моим вторым покровителем.
Погруженный в эти воспоминания, Монтальто ненадолго замолчал. Затем он продолжил:
– Но я был удостоен и мирских почестей. Меня пригласили в Палаццо Колонна в качестве домашнего учителя, а это было совсем не мало для бедного монаха, ведь, как ты знаешь, только Орсини и еще два-три семейства могут соперничать с домом Колонна в могуществе и великолепии. Благодаря этому я смог посылать некоторые средства в мои родные края, потому что моя сестра Камилла тогда овдовела и вместе со своими детьми пребывала в большой нужде.
Сангалетто был всего лишь управляющим кардинала, но он пользовался его расположением. Перед ним Монтальто не скрывал своей гордости тем, что он поднялся из низкого сословия до князя церкви благодаря собственным заслугам и Божьей милости.
Восхождение было крутым и часто ухабистым. Чередовались победы и поражения. Он был послан в мир, чтобы проводить в жизнь решения Тридентского Собора
