А запахи!
То дымом потянет. То свежим хлебом. То вонища шибанет, хоть нос затыкай. Я попробовала дышать ртом, но тут же закашлялась: пыль оседала в глотке. И в этот самый момент вонищу сдуло ветром. Повеяло удивительным запахом с моря: он был такой… прекрасный и ужасный, как этот город.
Мне сделалось страшно и весело.
А толпа вокруг кружила. Я не успевала всего рассмотреть, потому что надо было следить за Гарольдом, чтобы не отстать. И потому перед глазами у меня замирали будто фотографии: деревянная лодочка в сточной канаве… Подкова на мостовой… Кузнец работает прямо на улице (а грохоту! Искры летят!), мальчишки играют под ногами толпы, и никто на них не наступает, вот что удивительно. Мы спускались ниже, ближе к морю, ближе к порту, и все свежее делался ветер и гуще – толпа. А потом Гарольд взял меня за локоть и втянул в переулок – сквозь низкую арку в глинобитной стене.
Здесь почти никого не было. Толстая женщина выплеснула помои из тазика в канаву, равнодушно посмотрела на нас, ушла. Брели по улице двое мужчин, в обнимку, пошатываясь, пьяные, что ли? Завернули за угол, скрылись из глаз…
Все окна деревянных домов были закрыты ставнями. Три собаки лежали у низкого порожка – а над порожком была вывеска: «Трактир „Четыре собаки“.
– А где четвертая собака?
Гарольд нахмурился:
– Что?
– Здесь написано…
Он посмотрел на вывеску, на собак, понял и нахмурился еще сильнее:
– Не отвлекайся по пустякам. Значит, так. Сейчас мы зайдем в трактир. Там собираются всякие… ну, нехорошие люди. Но нам они сегодня не нужны.
– Лично мне они вообще не нужны…
– Не болтай! В дальнем углу на тряпочке сидит нищий. Ты к нему подходишь, останавливаешься прямо перед ним, делаешь глубокий вдох и кладешь монету в его шляпу. – Гарольд протянул мне тусклый кругляшок. – Он начинает на тебя орать. А ты говоришь: «У зла нет власти». И делаешь вот так, – он провел рукой перед моим лицом, – сметаешь поток зла со своей дороги. Потом поворачиваешься и выходишь. Мы идем в замок, и я говорю Оберону, какой ты талантливый ученик. Ну?
Я переступила с ноги на ногу. Оказывается, слишком большие сапоги уже натерли мне пятки.
– Э-э-э… Скажите, мастер. А почему он будет на меня орать, если я ему дам монету? Он же для этого там сидит, для денег, в смысле?
Гарольд засопел:
– Он злой потому что! Деньги ему не нужны, его там и так кормят. И вообще, не задавала бы ты лишних вопросов. Идем.
Я не двинулась с места.
– Скажите, мастер… А если у меня не получится?
Гарольд рассердился всерьез. У него даже щеки втянулись.
– «Если у меня не получится» – еще раз услышу, излуплю как козу! Никаких «если»! Должно получиться. Вперед!
И мы вошли в трактир «Четыре собаки».
Вы знаете, как выглядит гнусный притон? Вот и я до этого времени не знала.
Во-первых, там воняло стократ хуже, чем на улице. Во-вторых, едкий дым заставлял глаза слезиться и моргать. В-третьих, за грязными столами там сидели такие страшные рожи, что, будь я стражником Королевства, просто перехватала бы всех подряд и посадила в темницу на веки вечные.
Они сидели и пили что-то из грязных кружек. Когда мы вошли, покосились на нас мутными своими глазищами – будто решая, мы вкусные или нет и как нас лучше готовить. Я задрожала; а рожи тем временем зырк-зырк – и равнодушно так отвернулись. Как будто нарочно давая нам понять, что мы им неинтересны; я вспомнила волка из сказки: «Я передумал! Я не буду есть этих худосочных поросят!» И я поняла, что они только делают вид, что им на нас наплевать, а вот когда мы поверим, перестанем ждать нападения – тут они ка-ак…
