Оставались еще на вершине государства люди со строго порицаемыми тогда прогрессивной общественностью фантомными болями за Отечество. Понимали, куда дело идет. И что, если этот мутный поток не остановить, то в России не останется никакого культурного достояния, ничего, только голые стены. Одно хищение из Эрмитажа перекроет десять тысяч карманных краж. Потому что потери для страны невосполнимые. Ушла икона Рублева – так автора давно нет, новую он уже не создаст. И вот прореха зияет в культурном пространстве России, а у очередной жирной свиньи на вилле на Рублевке или Лазурном Берегу появляется дорогая вещичка, чтобы все его кореша-нувориши от зависти сдохли. Музеи, церкви, частные коллекции пустели с пугающей стремительностью. А разграбленная страна без материальных предметов исторического наследия выглядит жалко и бесперспективно.
Вот в 1992 году и было принято решение о формировании в службе уголовного розыска специализированных подразделений по борьбе с посягательствами на культурные ценности. Головной отдел был в ГУУР МВД России. Его первые начальники – Мехти, Прозоров. Сильно уважаемые нами, причастными, люди, которые создали эту службу, в итоге перемоловшую вал антикварной преступности и уничтоженную уже совсем недавно жизнерадостными и недалекими реформаторами МВД.
С первых дней одной из главных задач службы было кардинально сбить вал преступлений по музеям и церквям. Вот сотрудники уголовного розыска, в основном, раньше работавшие по всякой маргинальной рвани, погружались в странный и необычный для них мир религиозных конфессий и музейных запасников.
С самого начала в службе был системный подход. Сотрудники должны знать, с чем и кем работают. Поэтому устраивались офицеры за партами, узнавая много нового в сфере искусствоведения и религиозных премудростей. Помню, Прозоров требовал от нас минимум раз в месяц посещать с экскурсиями музеи. Отчитывались мы билетами, хотя и заставлять никого не надо было – сами с удовольствием приникали к истокам культуры.
Плотно наши сотрудники общались с религиозными деятелями, организовывали взаимодействие с конфессиями в целях не только раскрытия конкретных преступлений, но и профилактики. И практически все проникались каким-то притягательным обаянием нового пространства своего профессионального существования.
Кстати, некоторые остались в этом странном пространстве на сгибе духовного и материального миров навсегда. Кто-то стал сильно верующими, чтит все посты и творит молитвы. А кто-то через много лет пришел на работу в Патриархию. Ну прямо как я…
Когда расстался с правоохранительными органами, мне год довелось поработать в одном очень крупном православном учреждении. Не буду говорить, в каком – на то нет разрешения его руководителей, которых я очень уважаю. Так что изнутри смог наблюдать некоторые аспекты жизни представителей РПЦ, их взгляды. И должен отметить, что они полностью отличаются от расхожих и тиражируемых всякими недалекими горлопанами штампованных представлений о жирных и невежественных попах.
Вообще, сейчас почему-то стало очень модным пинать Русскую Православную Церковь. Притом солидарно пинают все – и либералы, и консерваторы, и правые, и левые. Иногда пинают искренне, создавая какой-то совершенно странный и непривлекательный образ в общественном сознании. Правда, есть и противоположная сторона, которая не жалеет пасторальных красок. Так что борются две крайности – от «там все святые» до «все паразиты, пьющие кровя из трудового народа».
