Книга абсурдов и любви - страница 29

– Чем? – спросила Вика.

– Да ты что? – Удивление телеграфистки разбежалось до ушей. – Не русская? – Она промокнула глаза, порылась в куче наваленных мешков, посылок и вытащила двадцать томов сериала.

Обложки были в красно-кровавых красках. Вика отколупнула краску на первом томе и наткнулась на картинку женщины со смуглым лицом, за спиной которой стоял огромный мужик с тонкими чёрными усиками и выколотыми глазами, держа в руке поднятый хлыст.

– Подлец, – проскрежетала телеграфистка, – я ещё доберусь до тебя. – Она погладила лицо женщины. – Ох и страдает она, – хранительница почты шумно вздохнула и плачевно покачала головой. – Мучается.

– По её роже не видно, – перебила Вика.

Она перелистала сериал. Женщина действительно мучилась. Только под рукой автора.

– Ох и страдает, – повторила телеграфистка, брызнув слезами.

Она зацепила такую длинную фразу о страдании и тащила её до тех пор, пока не запахло потом. Сюжет был так закручен, что закрутил и её до отчаянного шага.

– Шлёпнуть мучителя? – спросила Вика.

Телеграфистка была готова шлёпнуть скотину- автора.

– За то, что женщину замучил?

Скотина- автор замучил любительницу сериала. Он отказался писать двадцать первый том.

– Наверное, мало бабок платят, – сказала Вика.

– Да я за двадцать первый том телеграфную станцию продам, – отрезала телеграфистка. – И хрен кто меня остановит.

– Так, – констатировала Вика. – Есть идея. Я напишу двадцать первый.

– Ты – писательница?

– Да, – небрежно бросила Вика. – Написала сто томов «Как зарабатывать бабки».

– Плевать мне на сто томов и бабки. Пиши двадцать первый. Только страданий, страданий побольше, – сказала телеграфистка, прорвавшись оглушительным рыданием.

– Что ты рыдаешь? Страдания ещё не написаны.

– Да ты что? – вскипела телеграфистка и повторила, – не русская, что ли. Я без страданий жить не могу. – Она ухватила Вику за кофту и затрясла. – Понимаешь. Не могу. Станцию продам.

– Так тебя же за продажу в тюрьму посадят. Там страданий по самую макушку.

– В тюрьму не хочу, – твёрдо отчеканила телеграфистка. – Там страдания не те.

Вика попыталась отцепиться, да куда там. Телеграфистка билась головой об её грудь и трясла, словно бубен.

Из почты Вика вышла выпотрошенная и пропитанная потом и слезами с головы до пят.

– Ну и ну, – облегчено выдохнула она. – Такая и закопать может и не только станцию продать

Дорогой она зашла в аптеку и купила снотворного.

Хозяйка и орёл при её появлении тревожно проимпульсировали, что через неделю могут быть похороны.

– Спать, – приказала Вика.

Она затарила в чайник пригоршню седуксена. Хозяйка и орёл свалились после первого глотка.

Шестнадцатая

Двадцать первый

Вика оказалась отличным компилятором. Она лопатила сериал, подбирала нужные места, вырезала, клеила, добавляла своё, перепечатывала на машинке.

– Шедевр, – говорила она. – А что для него нужно? Всего лишь ножницы, клей и машинка.

Месяц бывшая актриса и орёл спали в обнимку. Вика погружалась в двадцать первый.

В полдень следующего месяца провинциалка разбудила хозяйку и двуглавого. Они тревожно уставились на неё. Студентка была похожа на чернильную кляксу.

– Капец, – прошептал орёл.

– Сбрей бороду, – сказала Вика, – а то не узнают.

Она загрузила рюкзак с рукописью двадцать первого на спину. Хозяйка почувствовала себя совсем худо.

– Милостыню пойдём просить? Я нищенку играть не стану, – взвилась Капа.

– А её и играть не надо. Ты и так нищенка, – бросила Вика и смягчила, – как и я. Бери орла и показывай ему эпоху бизнеса.