Книга двух путей - страница 20

Я оглянулась на Уайетта, беседовавшего с Мостафой, инспектором Службы древностей Египта. Мостафа проявил интерес к изучению иероглифов, и Уайетт всегда был к его услугам: рисовал иероглиф на пыльном полу гробницы или находил на стене.

– А вот этот вроде напоминает тачдаун? – неуверенно произнес Уайетт.

Оказывается, он знал американские спортивные термины.

Уайетт нарисовал двухбуквенный знак, принятый для обозначения Ка – сущности человека, то есть его двойника, рождающегося вместе с ним, определяющего судьбу и остающегося после его смерти. И пока Мостафа пытался это запомнить, я снова сосредоточилась на стене гробницы.

Харби держал большое зеркало, направляя луч света от входа в гробницу слева направо на текст, который я изучала. Когда вы обводите иероглифы, свет должен падать сверху с левой стороны под углом сорок пять градусов, и, если иероглиф находится на контррельефе, линию обводки следует делать чуть толще.

Я оторвала фломастер от пленки, прищурившись на деталь, которую не могла толком разглядеть.

– Харби, подсвети здесь немного поярче, – попросила я.

Молодой, жилистый и сильный, он боролся с зеркалом, пытаясь направить свет в нужном направлении, но вожделенный знак, расположенный в самом неудобном месте, нам никак не давался.

– У меня идея! – Я соскочила с лестницы и, порывшись в сумке в поисках маленького зеркальца, сказала Харби, показав на точку на стене у себя над головой: – Целься вот сюда.

Я подняла ручное зеркальце и, поймав поток света от зеркала Харби, перенаправила на знак, который тщилась разглядеть.

А тем временем Уайетт продолжал обучение Мостафы, начертив в пыли новый знак:

– Это мой любимый.

– Пистолет? – нахмурился Мостафа.

– В каком-то смысле, – ответил Уайетт. – Соображай давай… то, что ниже пояса.

– Это что, фаллос?

– Да. Используется в качестве предлога и означает «перед».

«Само собой разумеется», – подумала я.

– В «Тексте саркофагов» имеется отрывок, где умерший говорит о каждой части своего тела, начиная с пальцев рук и кончая пальцами ног, ушами и фаллосом, причем все части тела носят имена разных богов. – Уайетт показал на знак, начертанный в пыли. – Лично я назвал бы свой Ра, потому что он возрождается каждую ночь.

Я немного сместила маленькое зеркальце так, чтобы луч света бил Уайетту прямо в глаз. Он заморгал и поднял ладонь, чтобы защититься.

– Эй, Уайетт! – сладким голосом пропела я. – Ты сегодня собираешься работать или нет?

Уайетт выпрямился, стряхнув пыль с рук.

– Урок окончен, мой друг, – сказал он Мостафе. – Труба зовет. Нужно заработать себе на пропитание.

Стерев ботинком нарисованный знак, Уайетт прошел прямо под лестницей, на которой я примостилась.

– Поверить не могу, что ты это сделал! – воскликнула я.

– Научил Мостафу новому иероглифу? – с невинным видом поинтересовался он.

– Нет… Ты только что прошел под лестницей.

– Дай-ка попробую догадаться. Очередное суеверие твоей ирландской мамы. – Он порылся в своей сумке, пытаясь найти маркер. – Итак, что нужно сделать, чтобы гробница не обрушилась мне на голову?

– Мама сказала бы, что ты должен пройти назад под лестницей, но уже спиной. Или скрестить пальцы и оставаться так, пока не увидишь собаку.

– Собаку?.. – Уайетт покачал головой. – Я, пожалуй, рискну и испытаю судьбу. – Подняв руку, он начал обводить через пленку тот иероглиф, до которого мог дотянуться с земли. – Единственная плохая примета, в которую верила моя семья, – оставлять бренди в графине. Нужно допивать все до капли. Впрочем, я толком не знаю, это суеверие или алкоголизм.