Первый тост. За именинника. Сейчас дед выпьет рюмку. Бабушка скажет ему, не пей больше, Пётр, у тебя диабет. Дед и сам это знает, но бравирует, опрокидывая в себя рюмку водки. Завтра его сахар подскачет. Для него это будет звучать как приговор.
Не в состоянии пить, не в состоянии трахаться, не в состоянии спать – старость. Её невозможно победить или приручить. Но эти люди, мои бабушка и дедушка, они из другого поколения – поколения сильных людей, проживших настоящую жизнь. В чём же их жизнь теперь? Говорят, что в детях.
Мой отец ненавидит своего отца. Я презираю своего отца. Преемственность поколений.
За праздничным столом кислые лица. Даже квашеная капуста на моей тарелке выглядит свежее. Только мать пытается шутить. Одни и те же беседы. Одни и те же фразы. Всё расписано на часы вперёд.
Сейчас будет тост за детей. За меня. Начнут спрашивать и корить, умолять и угрожать. Я привык к этим вопросам, как к магнитофонной записи.
– Где ты работаешь?
– Всё там же, грузчиком.
– Для чего же ты пять лет на филолога учился?
– бабушка.
– Даниил, как же так? – дед.
– Ладно, ладно, он уже взрослый парень, пусть сам решает, – это мама. И добавляет со слезами на глазах. – Сынок, неужели тебе это нравится?
Мы привыкли измерять успех работой. Статусом. Первый вопрос при знакомстве: где ты работаешь. Не важно, есть ли у вас склонность к садизму или педофилии. Главное, вы доросли до топ-менеджера.
Близкие вновь скажут мне, что нужна стабильная, престижная работа. Обязательно по профессии, полученной в университете.
– Мне не нравится такая работа! – в сотый раз повторяю я.
– А ты думаешь, мне моя нравится? – вопит отец. – Тебя, дармоеда, кормить?
В современном мире люди, довольные своей работой, встречаются ещё реже, чем уссурийские тигры. Все мои друзья так и остались детьми. Они по-прежнему живут родительскими установками. И по-прежнему пытаются доказать всем, что это не так.
– Тебе же семью кормить, Данюша, – бабушка.
– Я не хочу семью.
Я вечный ребёнок с перинатальной травмой.
– Как же так, Даниил? У тебя и девушки нет? – дед.
Что мне ответить? Что я по пять раз на день дрочу на самую извращённую порнуху? Что я трахаюсь со шлюхами в туалетах дешёвых забегаловок? Что я презираю и боюсь женщин?
Сейчас, за праздничным столом, во мне нет ничего кроме раздражения. Я люблю их, но это лишь догмы моего воспитания. Так надо – любить их. Проблема в том, что моя любовь основана на обязательствах. Однажды, дай Бог, я смогу полюбить их сердцем.
Когда я ухожу со дня рождения, они плачут. Все, кроме отца. Мама провожает меня до лифта, просит навестить её и суёт мне в руку денег.
Я помню себя маленьким. Помню, как приносил из школы дневник с отличными оценками. Помню, как с упоением рассказывал о том, как забил решающий гол в футбольном матче. Помню безудержную радость в глазах мамы и папы.
Когда я стал разочарованием для своих родителей?
Иногда я думаю: лучше бы они разлюбили меня. Тогда бы они не переживали, не седели, не рыдали. Но они всегда будут любить меня. Каждый своей любовью. Для них я всё тот же – подающий надежды ребёнок. Я не смог стать взрослым ни для них, ни для себя.
Я сам – это маленький Данечка. Данечке нельзя бегать, играть с детьми, есть мороженое и дурачиться. Данечка должен быть серьёзным ребёнком, читать умные книжки и изъясняться будто учёный. Питание по распорядку. Молоко с мёдом на ночь. Общение только с правильными детьми. И вечные стоны о том, как дерьмова жизнь.
