В автобусе человек восемь. Бетон хищно озирается по сторонам. Его безумный взгляд останавливается на семье кавказцев, разместившихся на заднем сиденье: худощавый отец семейства с горбатым носом, толстая, с усиками над верхней губой мамаша и маленькая, кучерявая дочка в розовой юбочке.
В развалку Бетон подходит к ним и тихо шипит:
– Вы кто такие?
– Простите? – не понимает отец.
– Вы что, суки черномазые, русского не понимаете!? – взрывается Бетон и бьёт его по лицу.
– Вы что делаете!? – вскакивает мать.
– Сиди, – Злой бьёт её концом биты в живот. – Понаехали чурки, а русского не выучили!
– Мамочка! Мамочка! – бросается к матери девочка в розовой юбке.
– Ты чего?! – я одёргиваю Бетона за плечо.
– Всё нормально! – Бетон улыбается мне и говорит кавказской семье. – Отвечайте!
– Хорошо, хорошо, пожалуйста, – стонет отец семейства, зажимая нос.
– Оплачивайте проезд!
Нас окликает вышедший из кабины водитель. Когда он видит нас, с битами в руках, с перекошенными яростью лицами, его кожа белеет. Кажется, за её прозрачностью можно разглядеть все вены и артерии.
Кревед подбегает к нему и валит на пол привычным ударом биты. Некоторые пассажиры вскакивают с мест, другие в страхе вжимаются в сиденья.
– Сидеть, суки! – орёт Бетон. Я вижу в его руках пистолет.
– Откуда это?! – бледнея, говорю я.
Бетон не удостаивает меня ответом. Вместо этого он вновь обращается к кавказцам:
– Откуда вы? Армяне, грузины, таджики?
– С Азербайджана, – заливаясь кровью, мямлит отец.
– Так это вы нашим детям героин гоните?
– Какой героин?! Боже мой! Я на рынке овощами торгую… ради Бога, пощадите, – кажется, что кавказец растекается по своему сиденью.
– Барыга! А эта тварь, значит, с тобой торгует, – Бетон наотмашь бьёт мать семейства по лицу. Я вижу, как её тело сотрясается в судорогах. Маленькая девочка обнимает её за пухлые колени.
– Я швея… просто швея… – мне кажется, мать захлебнётся собственными слезами и соплями.
– А эта шалава наркоту носит, да? – Бетон тыкает дулом пистолета на маленькую девочку.
Кто я в этом потоке несущихся в бездну людей? Хватаю Бетона за руку:
– Не надо! – ору я ему.
Ад внутри нас, писал Довлатов. Я подписываюсь под этими словами.
– Снимай, Грех! – Злой впихивает мне в руки видеокамеру.
Бетон беспорядочно бьёт отца и мать кавказского семейства ботинками. Девочка рыдает, заходясь в истерике. Я слышу, как за моей спиной пассажиры автобуса рыдают вместе с ней.
– Сидеть, суки, сидеть! – орёт Кревед.
– Что вы делаете!? – причитает азербайджанская мать. – Что мы вам сделали!?
– Молчать, сука, молчать!
– Папа, папа! – кричит девочка.
Бетон и Злой стаскивают её на пол автобуса.
– Это же у вас, на Кавказе, женщина выходит замуж за того, на кого укажут родители? – смеётся Бетон.
Он рвёт розовую юбку девочки. Злой зажимает ей рот. По его грубым рукам текут её слёзы. В объективе камеры полные ужаса глаза девочки.
Отец семейства вскакивает с истошным криком. Так кричат, когда наступает агония. Бетон нажимает на спусковой крючок. Пуля пробивает колено азербайджанца. Он падает на пол. Злой отпускает девочку и за шиворот оттаскивает его. Бросает на ступеньки дверей и добивает битой. Слышатся крики Креведа:
– Сядь на место, сука.
Я, задыхаясь, ору:
– Не трогай её!
– Зассал, Грех?
Дуло окрашивается в красный. Змей в Эдеме. В автобусе наступает абсолютная тишина. Слышатся только тихие всхлипы девочки, просачивающиеся сквозь руки Злого.
