Символы на полу вспыхнули ярче, металл на его теле начал трескаться, обнажая обожжённую, истощённую человеческую плоть. Крейг заорал. Его тело содрогалось, как у раненого зверя.
– Вы сделали меня таким! – кричал он, ломая последние цепи заклинания. – Вы предали меня! Вы использовали меня!
Когда заклинание завершилось, он рухнул на колени, Голый, обожжённый и сломленный, но всё ещё пылающий ненавистью. Он еле поднялся на ноги, шатаясь, его глаза метались, ища, кому нанести удар.
– Нуу, кто первый? – рыкнул он, хватая обломок прежней тюрьмы.
Васкес поднял руки, делая шаг вперёд. – Крейг, мы спасли тебя. Будь благодарен.
Его смех прозвучал хрипло и мрачно. Я шагнул вперёд, пока не стало поздно, но Крейг тут же поднял обломок, угрожая.
– Мы не враги, – сказал я, стараясь говорить спокойно, хотя шестёрня ускоряла свой темп в груди.
Он зло усмехнулся. – Вы убили меня. Я умер… – его рука дрогнула, обломок из его ладони упал на пол. – Я ненавижу вас… – шёпотом сказал он, опустившись на колени. Его горелые плечи содрогались от подавленной ярости.
Я медленно подошёл к нему, не зная, что сказать. Когда я положил руку ему на лысую, обожжённую голову. Он не скинул её, но и не посмотрел на меня. – Мы все ошибались, Крейг, – тихо сказал я. – Но теперь ты свободен. Делай, что хочешь. Если хочешь уйти – уходи. Если хочешь убить меня – сделай это.
Он недоверчиво поднял голову, его глаза встретились с моими. В них ещё горел огонь, но это был не тот огонь Ведущего, который я помнил.
– Хватит маяться ерундой, – сказал Васкес, подходя ближе. – Теперь ты снова человек. И это значит, что у тебя есть выбор. Поверь. Это лучше, чем три года кровавых истязаний. Крейг кивнул и не сказал больше ни слова.
Командир осматривал нас, привычно оценивая. Он заметно постарел, но так, что годы лишь подчеркнули его выточенные временем черты. Седина коснулась висков, как тень облаков на скале. У него появились морщины вокруг глаз и висков. Лицо его стало спокойнее, взгляд – глубже. Он уже не смотрел на людей, а смотрел прямо в них, находя их страхи, их скрытые намерения, и те редкие искры правды, которые они пытались спрятать.
Его проницательность стала почти пугающей. Иногда казалось, что он угадывает мысли раньше, чем они успевали высказаться. Но это накладывало свой отпечаток. Цену, которую нужно платить за такой взгляд. Но, как и прежде, в этом взгляде теплился огонёк. Как у охотника, который всё ещё надеется, что за поворотом он встретит что-то настоящее, что-то, во что можно будет снова поверить.
– Это вы. – Он показал мне мой именной железный кувшин. Но вы всё равно периодически чувствуете пустоту. Почему?
– Потому-что мне нечем его наполнить – сказал я мягко. Крейг медленно перехватил алебарду и вопросительно поводил ею по воздуху, не встречая сопротивления.
Песчаный командир поиграл скулами, как бы пробуя два ответа на вкус. – Хорошо. А почему вы чувствуете пустоту от отсутствия наполненности и пустоту от отсутствия сопротивления?
– Потому-что я не понимаю, для чего я обжигался, – сказал я. Крейг был верен обету молчания и почти не смотрел на Командира. Он бросил Алебарду к его ногам и развёл руками.
Командир потряс мой кувшин в воздухе. Затем зачерпнул им грязную глину и дал мне в руки. На Крейга алебарду он наступил, когда тот решил её поднять. Крейг не шелохнулся. Но алебарду из рук не выпустил.
